о том недалеком довоенном времени. Шоколад немецкий, другого нету, он даже не достоин того, чтобы вы его-то и в руках держали, не то что ели. Спасибо вам, верным делом занимаетесь, родимые!
Света взяла в руки шоколадку и обняв солдата сказала:
– Это вам спасибо, всем вам!
Попрощавшись с солдатами, мы собрали наши театральные нехитрые реквизиты и вернулись в театр, где нас уже ждала Зинаида.
– Ну как девоньки? Как все прошло? – накрывая стол к ужину тарахтела она.
– Все хорошо прошло. Я так боялась, если честно, – ответила Катя, накладывая себе на тарелку совсем птичью порцию еды.
– Ой ты ж! – хмыкнула Лена, увидев это и взяв миску с картошкой положила балерине целую гору картошки. – Ешь давай. После войны будешь думать о фигуре. А сейчас время такое –сегодня есть еда, завтра может и не быть. Поэтому ешь.
Катя только улыбнулась и уже спустя несколько минут этой горы картошки как и не бывало в ее тарелке, с таким аппетитом эта тоненькая балерина справилась с ней в два счета.
– Я всегда спрашивала себя, Лена, как ты можешь так все есть и оставаться такой, как тростинка, тоненькой?! – спросила Света, окинув взглядом подругу, уплетающую уже вторую тарелку вкусной жареной картошки.
– Порода, – улыбнулась Ленка, и налив из походной фляжки Льва Давидовича в рюмки где-то раздобытый ним самогон подняла тост. – За нас, девочки и за первое наше боевое крещение.
Я скривившись посмотрела на рюмку и хотела было уже ее отодвинуть, как Света сказала:
– Пей, Соня, тут Яна нет, некому к тебе приставать.
– Вот дура, – хмыкнула я и засмеялась.
– Гляди, уже хоть смеется, когда эту тему поднимает, – сказала Ленка, чмокнув меня в щеку.
– Ой, девочки, что было то было, – отмахнулась я. – Война нынче, не до прошлого, тут хоть бы будущее чтоб было.
– Это точно, – грустно сказала Света, которая хоть и была с виду веселая, но ужасно переживала за Олега, который с разведгруппой был заброшен в самый центр немецкого котла.
Сытые и немного захмелевшие после крепкого местного самогона мы с девчонками упали в свои кровати и проспали таким крепким сном, которого уже давно не видели с того времени, когда было объявлено о войне.
На следующее утро я встала раньше всех, когда утреннее солнце еще только-только показалось на горизонте и накинув на плечи длинный халат вышла из здания в раскинувшийся на заднем дворе небольшой яблоневый сад. Скинув с ног обувь, я стала своими босыми ногами на мягкую, шелковую траву, покрытую утренней росой и блаженно закрыла глаза, вспоминая свое детство, когда я вот так же ходила по мокрой траве во дворе у бабушки и представляла себе, что ступаю по ковру на сцене. Детство, вроде бы и время так мало прошло, а казалось, что пол жизни уже пролетело. Вздохнув, я сорвала еще зеленое яблоко с дерева и откусив кусочек сморщилась от его кислого вкуса, тоже напоминавшего мне детство. Обувшись и тихо напевая песню, я направилась обратно в здание, где уже проснулись мои пташки-подружки и наспех умывшись одевали красные широченные юбки с белыми блузками. Костюмы нам предоставила наша милая, гостеприимная Зинаида. Надо сказать, костюмерная в этом небольшом, народном театре была просто шикарной. Когда я спросила, откуда столько прекрасных платьев, поскольку некоторые из экземпляров были просто произведениями искусства и могли бы стать украшением любого спектакля в любом театре Москвы, Зинаида с гордостью сказала, что в городе есть женщина, которая раньше к каждому празднику шила эти самые платья и дарила их городу. Что она мастерица на все руки и может выполнить любую самую замысловатую вышивку, или сшить по образцу платье так, что его не отличишь от оригинала. Женщина эта, как оказалось, раньше обшивала когда-то проживающую здесь графиню, еще до революции, теперь же она редко выходила в люди и только в дни каких-то маленьких городских театральных премьер актеры в ее прекрасных костюмах радовали жителей.
Нацепив на себя широченную красную юбку я с улыбкой покрутилась вокруг себя, от чего та своим легким полотном сразу же нарисовала вокруг меня яркое поле. Затем я надела на себя белую блузку с рукавами-фонариками, шею украсила красными крупными бусами и подкрасив губы красной помадой, повернулась к Свете и Лене, которые в таком же образе стояли и ждали меня.
– Ну что, готовы, красавицы мои? – подмигнула я им.
– Да идем уже, свиристелка ты наша, – засмеялась Ленка, и мы вышли на улицу к ждущим нас мужчинам.
– И дня не прошло, – проскрипел Лев Давидович недовольно.
– Ну у вас настроение, как качели, – хмыкнула Лена, опираясь на его руку, пока он помогал ей залезть в грузовик. – Вчера такой, ну хоть к ране прикладывай, а сегодня уже все, какая муха укусила вас?
– Да будешь тут в хорошем настроении, как немчура все дальше и дальше расползается. Скоро уже и сюда, гляди, доберется. На долго здесь мы не задержимся, скорее всего, – вздохнул режиссер, усаживаясь на большой чемодан.
– Ну не задержимся, так тому и быть. Одним днем сейчас жить надо, а то так если думать о том, что завтра будет, можно и с ума сойти, – отчитала его Ленка. – А если учесть время такое, что завтра вообще, будет ли оно или нет, то прекращайте беспокоиться о завтрашнем дне и радуйтесь настоящему.
– Да права ты, конечно, богиня моя. Но характер такой, куда уж от него деться, – вздохнул режиссер и закурил сигарету.
Наш грузовик тихонько жужжа своим двигателем нес нас по дороге, которая пролегала через густой хвойные лес, темно-зеленое полотно которого рассеивали только одинокие березы, то тут, то там мелькая белизной своего стройного стана.
– И чего они к нам поперлись? – глядя куда-то далеко, словно обращаясь не к нам, а к деревьям, мелькающим вдоль нашего пути, проговорила Света.
– Бабы у нас больно красивые, – хмыкнул Лешка, получив сразу же затрещину от сидящей рядом Кати. – Шучу, конечно. Но, немки ты видала какие? У них симпатичных – одна на десяток. А наши вон какие, что ни девушка – то красавица.
– Ой, а ты-то где видал этих самых немок? – спросила смеясь Катя.
– А я когда в институте учился, приезжала одна группа музыкантов к нам, мы так поглядели-поглядели на них, да и интерес пропал сразу к этим фрау. Зато немцы-мужики, раскрыв рты ходили по институту тогда, один даже увез с собой мою сокурсницу после того, как она диплом защитила. Как то жизнь у нее там сложилась, интересно, – грустно проговорил парень.
– Обломится им наша русская красота.