где до начала торжеств собираются те, кому сидеть в президиуме собрания.
И говорю Новотному: «Вы не будете возражать, если я посажу генерала Сво-
боду рядом с вами?» – «Ну что вы…» – смутился Новотный. А потом сказал
мне: «Все-таки ты должен был меня предупредить!» 12
Даже став президентом республики (30 марта 1968 года) 13, Свобода не
чувствовал себя фигурой, равной с другими лидерами страны. Он не так пе-
реживал бы отчужденность, если бы с давних пор не ощущал сдержанность
высших советских чинов. Вряд ли у них был повод усомниться в его надеж-
ности, но им, видимо, мешало что-то мутное, до конца не проясненное. «Даже
Удальцов, в чехословацком корпусе офицер связи между армией и органами
безопасности, сам из этих органов, до избрания отца президентом всегда
находил дорогу к чехословацким деятелям, но не к отцу. Когда возникли
проблемы с Новотным, отец хотел встретиться с послом Червоненко, изло-
жить свое видение ситуации. Никто не находил времени его выслушать.
Отец расценивал это не как отношение лично к нему, а как их недостаточ-
ный профессионализм» 14.
Если кто-то и понимал подоплеку настороженности к Свободе, то это
мог быть только Камбулов. Доверенное лицо госбезопасности, специально
приставленное к Свободе, неотвязный спутник его предвоенных и военных
лет, знакомый с его секретным досье, возможно, неизвестным самому гене-
ралу, он мог владеть информацией, действительной или мнимой, генералу
неприятной, как мина замедленного действия, когда не знаешь, кому и в ка-
кой момент понадобится, чтобы она взорвалась.
Ирэна не вмешивалась в дела мужа, а неистовой его защитницей была
Зое, дочь генерала, профессор Высшей экономической школы. Ей хотелось,
чтобы люди видели в отце не только главу государства, стоящего над поли-
тической борьбой символом общественного единства, но знали бы о его де-
мократическом настрое и сочувствии реформаторам. Президент был ровен с
представителями разных сил в партии, ничем не выдавал пристрастий.
Как рассказывает Ладислав Новак, начальник канцелярии президента,
«как-то в начале июля 1968 года в Град пришел Червоненко, в те дни он ча-
сто посещал Свободу. Не помню, по какому поводу он появился на этот раз,
но пока мы с ним ждали президента, посол сказал: “Товарищ Новак, хочу
проинформировать, что в Москве очень довольны выступлениями Свободы.
Он всегда говорит о чехословацко-советском сотрудничестве. Мы знаем, как
выступления готовятся, и мы очень благодарны администрации президен-
та”. А за пару дней до этого мы с президентом и его дочерью были на морав-
ско-словацкой границе, у горы Яворина, там проходили дружеские встречи
соседей. Свобода выступал c речью. И когда возвращались из Тренчина в
Прагу, в самолете мы с Зое оказались рядом, она упрекала меня: “Почему вы
готовите деду такие беззубые выступления? Посмотрите на речи Дубчека,
Черника, Смрковского. Почему они выглядят прогрессивнее президента рес-
публики?” Я говорю: мы проводим линию ЦК партии и Дубчека – президент
должен быть фигурой общенационального масштаба, способной объединять
народ. И если, говорю, гипотетически допустить разрыв наших отношений с
СССР по партийной или государственной линии, то президент остается
единственным, кто мог бы предложить приемлемые для обеих сторон реше-
ния. Свобода сидел рядом у иллюминатора, делая вид, что не слышит» 15.
Свобода был скуп на слова, говорил почти бесстрастно, от него не слы-
шали крепких выражений, и если он повысит голос или слегка стукнет ладо-
нью по столу, это выдавало крайнее волнение. Иногда он играл, умышленно
нажимая на важные для него слова, заставляя к себе прислушаться. Удив-
ляться можно было не его обыкновению оставаться в тени, а, скорее, тому,
как при общественном противостоянии иногда, неожиданно для всех, он
вдруг являл твердый генеральский характер. «Слыша от своих в Чиерне, в
кулуарах встречи, о возможном применении силы, папа пресекал эти разго-
воры. Армии стран Варшавского договора, говорил он, созданы для обороны
против внешней агрессии. Они не могут и никогда не будут брошены на ре-
шение внутренних политических задач» 16.
Президент скорее пустит пулю в лоб, нежели усомнится в порядочности
Кремля.
Между тем, заслуженный боевой генерал, герой двух братских стран
ощущал – или это ему казалось? – постоянную к нему настороженность в
высших партийных кругах. Словно тянулся за ним легкий шлейф недоверия,
пусть уже никто не мог вспомнить, откуда. Он страдал, когда в коридорах
власти его как президента не замечали, не вовлекали в важные дела. Как
расскажет потом Зое Клусакова, «ни наши товарищи, ни советские папу (мы
его звали дедой, дедушкой) всерьез не принимали. Всех устраивало, что на
посту государства теперь человек, который никому не создает проблем и
можно не считаться с ним как с партнером, способным участвовать в реше-
нии политических задач» 17.
Нельзя поручиться, все ли знали Брежнев и Ивашутин о прошлом Сво-
боды, но несомненно, что его привязанность к сотруднику КГБ Камбулову им
была известна, и с проницательностью опытных психологов, все просчитав,
они послали своего человека находиться рядом с чехословацким президен-
том в роковую ночь, подстраховать изоляцию в казармах подвластной ему
армии, которая могла наделать беды.
Вечером 20 августа посол Червоненко и подполковник Камбулов на по-
сольской машине ехали в Град. По воспоминаниям Зое, в тот вечер она, ее
дочь Лодя и муж Милан ужинали с отцом и матерью в резиденции; гостей не
было, ужин прошел спокойно. Часов в восемь вечера они попрощались и,
оставив дочь у родителей, пошли к себе домой на улицу Ковпакову, от Града
четверть часа ходьбы. По дороге говорили о погоде в Татрах; в горах отдыхал
с приятелем их сын (на семь лет младше Лоди). Не пришли бы ранние замо-
розки. Других предчувствий не было, только еще обеспокоенность внезап-
ным исчезновением Дубчека: два дня его ищут повсюду. Как окажется, сни-
мая нервные перегрузки, Дубчек бродил в словацких лесах с ружьем. Нака-
нуне к президенту приезжал Червоненко, знакомил с адресованным Дубчеку
последним письмом Брежнева (от 17 августа). Братиславские договоренно-
сти, напоминала Москва, до сих пор не выполнены; письмо было короче и
сдержаннее предыдущих, но ничего чрезвычайного не содержало.
Дома Зое успела раздеться, приготовить на кухне чай. Зазвонил теле-
фон. На проводе мама: «Сейчас же возвращайтесь». Мама говорила по-русски.
Зое поняла: что-то случилось. «Поторопитесь, – добавила мама, – через не-
сколько минут у нас будут гости». Переход на русский подсказывал, какие
гости подразумеваются. Что-то серьезное. Зое и Милан быстро одеваются и
идут обратно. Было часов десять вечера. Они миновали Прашный мост, по-
дошли к ажурным чугунным воротам Града. В первом внутреннем дворе
темно. По словам охранника, недавно вырубился свет, причина неизвестна,
но включен резервный агрегат, домик президента освещается. У входа в до-
мик машина типа «Мерседеса», на таких ездили по Праге советские дипло-
маты. Клусаки поднялись по внутренней лестнице наверх. «Внизу Червонен-
ко, – сказала мама. – Наверно, что-то случилось». Милан спустился вниз, Зое
задержалась с мамой. Вдруг снизу звонит отец: «Зое, спустись тоже».
Червоненко бывал у Свободы чаще других иностранных послов, но в
первый раз приехал в столь поздний час, и не один. Советского посла знала
охрана Града, помощники президента, в любое время пропускали беспрепят-
ственно. «Людвик Иванович, – улыбался с порога Червоненко, пожимая руку
Свободы, – со мной московский гость, ваш старый знакомый…»
Он пропустил вперед Камбулова.
Друзья обнялись.
Когда Зое спустилась, в гостиной стояли отец, посол и человек в граж-
данском. На столе, против обыкновения, ничего не было. Даже стакана воды.
Президент не предлагал сесть. Он, как всегда, был в строгом костюме и при
галстуке. Без галстука отец не выходил из дома. Зое поняла, у них серьезное
дело. «Опустив глаза, я ахнула: на ногах отца домашние тапочки! Галстук и
тапочки! Но было не до смеха: отец, видимо, торопился встретить посла, за-
был сменить тапочки на туфли. Эти тапочки при галстуке остались в моей
памяти как знак абсурда, в который мы в эту ночь погрузились. “Войска
стран Варшавского договора сейчас вступают в Чехословакию”, – говорил