зетах так подписывали разве что некрологи: «группа товарищей».
Осведомленные в пропагандистских технологиях увидели в публика-
ции документ, подготовленный цековцами, мидовцами, сотрудниками гос-
безопасности; возможно, с участием советского посольства в Праге. Укреп-
лял в этой догадке стиль. Хотя чехословацкие марксисты, многие из них, по-
лучали московское образование и в своих работах часто подражали кремлев-
ским идеологам, все же нюансы лексики, стилевые обороты, тональность
письма у них была чуть иной.
Подлинник подписанного Обращения видел Зимянин.
«Группа подписавших была довольно солидная, в ней оказались серь-
езные люди. Но меня твердо предупредили: Политбюро просит тебя, даже
если многие имена тебе знакомы, будут ли эти люди живы или мертвы, ни-
когда никому ни звука. И я остаюсь верным своему слову. Редактор “Правды”
был рабочей лошадью в буквальном смысле этого слова, только двуногой, а
не четвероногой, в отличие от обычной лошади. И при всем уважении к вам,
я никого из подписавших Обращение не назову. С этим и уйду…»
Утром 22 августа, когда Брежнев закончит просматривать свежий но-
мер «Правды» c публикацией «Обращения…», в его кабинете окажется Бовин.
«Что-то Брежнева сильно удивило: “Мы не об этом договаривались!” – сказал
Брежнев и полез во внутренний карман пиджака. Он вынул письмо-
приглашение. Его подписали восемнадцать человек. Должно было быть де-
вятнадцать, но Штроугал отказался» 5.
…В подмосковном Доме отдыха 77-летний Зимянин стоял под соснами в
строгом темном костюме, всегда наготове, вдруг снова пригласят в высокий
кабинет. Но он давно не у дел, никто его не зовет. Мысли о временах, когда
он был властью востребован, исполнял ее волю, теперь утешали надеждой,
что лично он плохого чехам не делал или делал не больше других.
В Иркутске с особой брезгливостью смотрели «Правду» от 22 августа. В
редакционной установочной статье «Защита социализма – высший интерна-
циональный долг», занимавшей полосу, среди «врагов чехословацкого наро-
да» снова назывался Иржи Ганзелка. Они с Мирославом Зикмундом остава-
лись любимцами сибиряков, почти всех, кто с ними встречался, симпатию
ничто не могло поколебать, и если их участие в Пражской весне не одобряла
власть, был повод задуматься о том, что происходит с властью. Для меня
врачующей прививкой против кремлевских домыслов оставалась наша пе-
реписка.
Письмо И.Ганзелки в Иркутск (5 июня 1968 г.)
Леня, дорогой, спасибо тебе за очень милую книжку и за все, что тебя застави-
ло написать ее и даже прислать со всеми чувствами и воспоминаниями и надежда-
ми и уверенностью, со всем, что ты написал над своим автографом 6 .
Я уже писал тебе два раза, что я перед тобою виноват. Не успел прочесть ру-
копись. Я передал ее Миреку, но у него получилось, как у меня. Ленька, дорогой, ради
бога пойми, что это не из-за неуважения или недостаточного интереса. Кое-что ты
читал в газетах, но поверь мне, это не труд последних нескольких месяцев. Причем
труд не легкий.
Леня, я понимаю, что народ в СССР заботится и что заботы лежат на душе и у
тебя, и у всех друзей. Одинаково получается и у нас, потому что, судя по советской
печати, в СССР очень даже опасно, мало информации о том, что происходит у нас.
Могу тебе сказать только то, что я тот же самый Юра как всегда, что я люблю
советский народ как всегда, и именно поэтому, в интересах настоящей дружбы и
настоящего социализма все коммунисты и все хорошие, умные и честные люди у нас
помогают, поддерживают и защищают это нужное движение. Не беспокойся, все
будет в порядке. У нас не только большие шишки, но народ во всех своих решающих
слоях за социализм. Это снова показалось на условиях абсолютной свободы слова на
публике, в печати, по радио и на ТВ (цензуры нет!).
И лучше всего: приезжай, Леня. По возможности осенью. Мы с Миреком отказа-
лись от пути на Цейлон весной, отложили его, я даже в отпуск не еду. Вчера я просил
товарищей не выбирать меня в ЦК на съезде, который готовит партия на сентябрь.
Но работы будет очень много, и интересной. Лучшим временем считаю октябрь. Но
если тебя не устраивает, решай по-своему, лишь бы мы встретились. Обнимаю тебя
и всех друзей в Иркутске, и твоих любимых дома. И помни: я не забыл и никогда не
забуду! Твой Юра 7 .
День 20 августа 1968 года у посла Червоненко был расписан по мину-
там. До вечерней поездки с подполковником Камбуловым к президенту
Людвику Свободе предстоял разговор с Мартином Дзуром, министром обо-
роны Чехословакии. Москва подготовила министра к предстоящим событи-
ям, говорила с ним, но будет уважительней, если о вступлении войск воен-
ный министр официально услышит от посла и подтвердит гарантии невме-
шательства армии. Санкции центра на разговор с министром не было, вре-
мени для согласований тоже, посол взял решение на себя. Генерал Дзур воз-
главил министерство два месяца назад. Он был боевым другом Свободы, с
ним вместе прошел войну. Чехословацкие военные, большинство их, сочув-
ствовали реформаторам, но один момент делал для министра ситуацию пи-
кантной: он был предан Дубчеку, братиславскому земляку, и при этом счи-
тался «своим» у советского руководства. Случись во власти раздрай – чьи
команды он будет выполнять? Это беспокоило Москву.
Как мне расскажет Шелест, доклад Гречко на заседании Политбюро 18
августа продолжался минут сорок. «Маршала спросили, существует ли хотя
бы малейшая возможность сопротивления союзным армиям со стороны че-
хословацких войск. “Разрешите мне прямо сейчас переговорить с Дзуром”, –
сказал маршал. На вопрос, а что он чехословацкому министру скажет, мар-
шал ответил: “Я буду говорить как военный с военным. Вот, скажу, товарищ
министр, я вас информирую: такого-то числа будет выброшен на Прагу де-
сант. Если хоть один выстрел последует со стороны чехословацких войск, вы
будете висеть на телеграфном столбе”. Гречко вышел в соседнюю комнату и
по телефону говорил с Дзуром. Не знаю, в каком тоне он разговаривал, но
вернулся довольный: “Все в порядке, министр нас понял”» 8.
Существуют еще две версии о том, как подготовили Дзура.
Генерал А.М.Ямщиков, представитель главнокомандующего Объеди-
ненных войск стран Варшавского договора в Праге, настаивает, что Дзур ни-
чего не знал до второй половины дня 20 августа, и уверенности, как он будет
реагировать, ни у кого не было. Откуда взяться уверенности, когда в рядах
чехословацкой армии, говорил Ямщиков, «даю голову на отсечение – был
сильно развит антисоветизм. Эти настроения наблюдались в Праге в стенах
Военно-политической академии, у начальника разведки генерального штаба,
среди персонала военного госпиталя и т.д.» 9.
Аппарат представителя Объединенных войск в Праге – пять генералов
и девушка-секретарь. Ямщиков и его заместитель генерал авиации Антонов
жили с семьями на вилле неподалеку от посольства. Ямщикову о предстоя-
щем сообщили по военным каналам, а 20 августа в середине дня позвонил
Дзур: «Могу после рабочего дня к вам заехать?» Из пограничных частей Дзу-
ру поступали сигналы: союзные войска приближаются к государственной
границе, в ряде мест ее перешли. Ямщиков позвонил послу и передал разго-
вор с военным министром.
«Я тоже к вам заеду», – сказал посол.
Дзур появился на вилле Ямщикова «встревоженный, бледный, руки
трясутся, губы дрожат. Моя жена вынесла коньяк на подносе, но я ей сделал
знак, и она исчезла. Одну минутку, говорю я Дзуру, сейчас приедет Черво-
ненко. Стоим у окна, ждем посла. Он приехал в семь вечера. Степан Василье-
вич, говорю, я должен сделать заявление. И повернулся к Дзуру: в целях спа-
сения социализма в Чехословакии принято решение… И сказал, что требова-
лось, добавив: прошу созвать Военный совет министерства обороны у вас в
кабинете или в генштабе. Вы сами понимаете, необходим приказ, чтобы не
нашелся кто-то… Что армия не выступит, я не сомневался, но могли найтись
авантюристические группировки. А в напряженный момент что стоило ко-
му-то одному открыть огонь… Дзур тут же подошел к телефону и позвонил