я ясно видел политическую ситуацию, поскольку Швеция была открыта на все стороны: и на восток, и на запад; достаточно было просто вдохнуть ее воздух, чтобы оказаться в курсе многих дел. Я поддерживал нормальные отношения с официальными лицами и смог восстановить прежние дружеские связи в шведском обществе; наконец, я встречался с американскими и британскими представителями, с которыми у меня сложились доверительные отношения, при случае – с советскими, интересными, несмотря на свою болезненную молчаливость. Так что я лучше видел те веревочки, за которые дергают действующих лиц разворачивающейся на севере драмы, и мои поездки в Финляндию позволяли мне продолжать следить за ее жизнью и эволюцией менталитета.
Германская армия удерживала Норвегию; ее коммуникации растянулись до Киркенеса на Ледовитом океане. Сообщение между армией в Норвегии и Германией осуществлялось непрерывно и сначала шло через Данию и побережье Норвегии. Было очень заманчиво продублировать эту коммуникационную линию на ее морском отрезке, слишком открытом для возможных ударов противника, второй, проходящей через Швецию; это было осуществлено после быстрых переговоров, поскольку было договорено, что право транзита через шведскую территорию распространяется только на отпускников, больных и персонал вспомогательных служб и будет осуществляться под контролем. В Швеции говорили, что это не имеет ничего общего с транзитом боевых частей, чего хотели союзники во время Зимней войны в Финляндии.
Немцы извлекли из этого реальную выгоду; так почему бы не развить достигнутый успех и не потребовать аналогичного права проезда через Финляндию, чтобы улучшить сообщения со своими войсками на Крайнем Севере? В таком аспекте представали германо-финские отношения.
Они были весьма прохладными с 1939 года, и Таннер неоднократно упрекал германского посла фон Блюхера за слишком сдержанное отношение его страны, отказывавшейся поставлять Финляндии оружие и своим поведением игравшей на руку Советам в шедшем тогда конфликте. Он так далеко зашел в своих нападках, что Блюхер даже ответил ему официальным опровержением относительно помощи, оказываемой Германией СССР.
Мало-помалу умы успокоились, и, несмотря на симпатии к оккупированной нацистами Норвегии, Финляндия, инстинктивно чувствуя, что не стоит злить Германию, не проявляла к ней никакой враждебности или недоброжелательности. Наконец, успехи рейха в июне 1940 года вызвали перемены в умах, и послом в Берлине был назначен бывший премьер-министр Тойво Микаэль Кивимяки. Несмотря на свой прогерманский настрой, Кивимяки полагал, что еще преждевременно искать поддержки Берлина и что следует в первую очередь поддерживать добрые отношения с Советами. Вообще, позиции руководителей страны в отношении Германии различались: маршал Маннергейм, при его богатом опыте и развитой интуиции, демонстрировал определенное равнодушие, даже скептицизм к ней и оставался верен своей прагматической линии. Его друг, генерал Вальден, исповедовал тот же реализм. Рюти до Зимней войны считался англофилом, Таннера, пожалуй, можно было отнести в категорию настроенных антигермански. Только министр иностранных дел Виттинг склонялся на сторону рейха.
Тем не менее надо было жить, а для этого следовало найти поддержку извне, чтобы выйти из созданной обстоятельствами изоляции; и была уверенность, что Германия, в тот момент одерживавшая победу за победой, может эту поддержку дать.
Случай представился в августе 1940 года. К маршалу Маннергейму явился немецкий полковник Вельтъенс с письмом от Геринга. Тайной целью визита было запросить у Финляндии разрешения пропускать через ее территорию эшелоны с грузами для Киркенесской группировки. Взамен Германия была готова поставлять военное оборудование. Военные ухватились за такую возможность, и после того, как Рюти дал свое согласие, заниматься делом было поручено комитету под председательством генерала Талвелы. В конце августа Талвела отбыл в Берлин, где к середине сентября стороны пришли к соглашению, в соответствии с которым Германия получала право использовать финскую территорию для провоза своих военнослужащих, находящихся в увольнении или больных, из Северной Норвегии и обратно при соблюдении следующих условий:
– высадка людей с транспортных судов в портах Ботнического залива: Турку, Васа и Оулу;
– транспортировка их по железной дороге до Рованиеми, конечной стации Лапландской дороги;
– перевозка через Лапландию до Норвегии по Ивалойской дороге.
В отличие от Швеции Финляндия не требовала для себя контроля за передвижениями немцев.
– Дополнительное условие: германская армия могла размещать вдоль намеченного маршрута склады и держать на них охрану. Крупнейшие склады были созданы в Васе и Рованиеми, в Ивало – запасной центр. Охранные команды, первоначально насчитывавшие 1100 человек постоянного состава, очень быстро увеличились и скоро достигли численности 2200, что дает представление о важности этого транзитного маршрута. Первые немецкие пароходы стали швартоваться в Васе и Оулу уже в конце сентября.
Переговоры велись военными в обстановке строжайшей секретности, поэтому прибытие пароходов стало полнейшей неожиданностью. Говорили, что, будто бы, парламент так и не дал на это согласия.
Таким образом, с Германией установились тесные связи.
А с Советским Союзом?
Ему тоже требовалось согласие на транзит, чтобы обеспечить с анклавом Ханко железнодорожную связь, не зависящую ото льда, прекращающего зимой морскую навигацию. СССР опирался на статью договора, согласно которой доступ к Ханко должен быть свободен, и вдохновлялся примером Швеции, разрешившей транзит немцам. Финляндия подчинилась, и советские поезда стали ходить из Ленинграда в Ханко через Лахти. Было оговорено, что личный состав и технику станут перевозить в разных эшелонах и что на финской территории будут находиться одновременно не более трех советских поездов.
Любопытная деталь: соглашение о транзите с СССР было заключено с разницей всего в несколько дней с аналогичным соглашением с Германией.
Но что произошло бы, если бы советская сторона узнала об этом последнем соглашении и среагировала бы в своей манере?
Шел сентябрь 1940 года. Война продолжалась уже год; окончания ее не предвиделось, а относительно дальнейшего развития строились самые разные предположения. В этих условиях Швеция стремилась сохранить свой нейтралитет, пусть даже ценой минимальных уступок, вроде германского транзита через свою территорию. Тогда-то, вероятно, с целью укрепить свою позицию и помочь Финляндии, она выдвинула идею северного альянса Швеция– Финляндия. Проект предполагал тесный союз двух стран, общие дипломатию и вооруженные силы. Было ясно, что при таких условиях Швеция окажет союзнице военную помощь в случае советского нападения, которое она, возможно, считала маловероятным.
Швеция надеялась, что этот проект, требовавший от Финляндии принятия ее новых границ, найдет одобрение и в Берлине, и в Москве. Но пока все оставалось в подвешенном состоянии.
Советская сторона, однако, вновь дала выход своему дурному настроению по поводу Аландов. Молотов заявлял, что СССР в 1921 году не участвовал в выработке статуса Аландских островов, поэтому сейчас, в 1940-м, документ, зафиксировавший этот самый статус, утратил силу. Он требовал его пересмотра и демилитаризации островов, против чего Германия, похоже, не возражала. Опять пошли