тем в ноябре в Берлине, который, как мы помним, просил свободы рук, чтобы покончить с ними. Шнурре предложил отправить финских экспертов в Германию, чтобы ознакомиться со всем досье и получить дополнительную информацию. Чтобы закончить с этим, он дал Рюти заверения, что Германия будет расценивать любое нападение на Финляндию как casus belli, затрагивающий ее саму.
Генерал Хейнрикс снова поехал в Германию; он не был наделен полномочиями вести переговоры и должен был отстаивать точку зрения Рюти, согласно которой его страна хотела остаться в стороне от конфликта между великими державами. Речь шла именно о нейтралитете! Но Хейнриксу тут же разъяснили, чего ждут от армии маршала Маннергейма.
В общем плане Германия желала, чтобы Финляндия удерживала Красную армию на своих границах. Но ей предполагалось поручить и две особые миссии:
– наступление на Ленинград, заранее скоординированное с германским наступлением вдоль балтийского побережья;
– поддержка действий против Мурманска и карельской железной дороги, названные соответственно «Реннтьер» («Олень») и «Зильберфукс» («Чернобурая лисица»). Для «Зильберфукса» германские войска в Рованиеми будут готовы к 10 июня. Для данных операций и был недавно сделан запрос об улучшении дорог в Лапландии.
Хейнрикс был уклончив; он рассуждал о возможном сотрудничестве в Лапландии и наступлении исключительно с целью возвращения утраченных в 1940 году территорий; но не могло быть и речи о наступлении на Ленинград. В общем, ничего конкретного.
Тем не менее в июне в Финляндию прибыла германская миссия с целью уточнить детали совместных действий и обговорить вопросы командования. Германия хочет удержать за собой руководство операциями на Крайнем Севере, связанные с защитой норвежского Финнмарка. Генерал фон Фалькенхорст отдавал предпочтение этой защите после британского рейда на Лофотенские острова и хотел быть свободным в своих решениях. Финляндия дала согласие.
Трудно решаемым был вопрос о финской мобилизации, потому что Маннергейм не хотел проводить ее, не будучи уверен в том, что война начнется; у него оставались сомнения: а вдруг в последний момент Советы и нацисты договорятся; и как тогда выбираться из создавшейся ситуации?
И вот Финляндия оказалась прижатой к стене. Маршал смотрел на происходящее хладнокровно, как обычно. Его страна была связана с Германией конвенцией о транзите, конечно опасной для нейтралитета. Денонсация ее была равносильна молчаливому сговору с Советами, о чем не могло быть и речи, и конфликту с рейхом, обладавшим эффективными инструментами давления; например, он имел возможность перерезать Петсамскую дорогу и обречь страну на голод, не говоря уже о том, что мог обойтись с ней так же, как с Югославией[41]. В связи с этим маршал вспомнил фразу, произнесенную Сталиным в 1939 году: «Я понимаю, что вы хотели бы остаться нейтральными, но уверяю вас, что это невозможно. Великие державы вам этого не позволят».
Конечно, это цинизм, право сильного, все те приемы и методы, что осуждаются общечеловеческой моралью, но при том такова была реальность, и с нею следовало считаться.
Итак, у Финляндии имелся выбор: она сделала его без энтузиазма, на самом высоком уровне и без иллюзий. Паасикиви, крупный специалист по Советам, не был уверен в германской победе, а Маннергейм не желал без оглядки ввязываться в союз с рейхом. Общественное мнение понимало необходимость примкнуть к одной из сторон, и поскольку оно лелеяло идею реванша, то это должна была быть сторона, враждебная СССР.
Как бы то ни было, маршал еще пытался сохранить внешние приличия и заявил, что Финляндия останется нейтральной, если только не подвергнется нападению, но Германия поняла, что миссия Шнурре привела к положительному результату, несмотря на официальные заявления.
Великобритания встревожилась; она объявила о приостановлении поставок в Петсамо и потребовала объяснений. Ей изложили положение Финляндии и напомнили, что Англия правит морями, а Германия доминирует на континенте. В любом случае отдан приказ не стрелять по британским кораблям. Для Финляндии прекращение британских поставок означало объявление блокады, лишь в очень малой степени облегчаемой германскими поставками.
Поездка в Лапландию
Из Стокгольма я старался следить за развитием событий, насколько мне позволяла имевшаяся в моем распоряжении информация. Но, несмотря на свои приезды в Хельсинки, я видел все исключительно с точки зрения союзников; для полноценного анализа мне не хватало многих данных, равно как и личной оценки людей и событий. Сведения, получаемые о заходах германских судов в порты восточного побережья Ботнического залива, свидетельствовали об аномальном росте трафика. У меня сложилось убеждение, что на Крайнем Севере назревают важные перемены, и решил туда отправиться. Но сначала заехал в Хельсинки справиться у своих финских друзей.
Полковник Розенбройер, отвечавший за работу с иностранными атташе, встретил меня доброй улыбкой и рассказал о красотах природы в запланированной мною поездке; от них он перешел к служебным вопросам, а когда я уже начал прощаться, спокойно сказал: «Вы там увидите удивительные вещи. Ничего больше говорить не стану; вы сами все сразу поймете, когда окажетесь на месте».
Я уже понял.
Я выехал из Хельсинки в Рованиеми на поезде; проезжая через Оулу и Кеми, не заметил ничего необычного. Точно так же все казалось нормальным и в Рованиеми, где я сел в самолет до Петсамо. Я планировал сначала осмотреть портовые сооружения Лиинахамари возле Петсамо, а затем вернуться в Рованиеми по шоссе, на котором, возможно, мне и удалось бы увидеть обещанные полковником Розенбройером «удивительные вещи».
Я был счастлив наконец увидеть знаменитый район Пет-само, о котором столько было разговоров во время войны. Мою задачу упростил начальник порта, который, как оказалось, тоже ходил на «Жанне д’Арк». Мы с большим удовольствием вспоминали старый крейсер, его шесть труб (речь идет о первой «Жанне д’Арк»[42]), Антилы, Дакар… Я уже встречал в Финляндии других ветеранов «Жанны», помимо капитана Хаколы, и каждый раз испытывал внутреннюю радость от того, какой отпечаток на них наложила служба на нашем корабле, наша морская школа. Но разве сейчас был подходящий момент для сентиментальных переживаний и философствований? Война была рядом; она оставила слишком много следов, чтобы воспоминания о далеком прошлом могли надолго оттеснить сегодняшние заботы.
Фьорд Петсамо (нынешнее советское название Печенга) открывается на севере на Ледовитый океан. Находится он чуть южнее 70-й параллели. Город Петсамо стоит в глубине фьорда, а его порт, Лиинахамари, расположен на полпути между Петсамо и морем. Классический порт на глубокой воде, оборудование довольно примитивное: деревянные причалы, мало подъемных механизмов, единственный путь эвакуации вглубь страны – знаменитая Северная трасса, по которой я намеревался уехать через несколько дней. У причалов стояли многочисленные суда: шведские, американские, финские, на которых меня радушно встретили.
До сих пор ничего необычного. Однако окружающие