за что не справится. У тех, других, нет брата в горкоме партии, как у тебя, и ты надеешься обойти их за мой счёт?
– Ну, зачем ты всё так переворачиваешь! – воскликнул Виктор, чувствуя, что теряет почву под ногами. – Немцы уже под Москвой, а ты хочешь, чтобы я ждал ещё целый год? Разве это плохо, что я родину защищать хочу? Разве это повод надо мной смеяться?
– Я вовсе над тобой не смеюсь, – возразил Михаил невозмутимо. – То, что ты Родину защищать хочешь, это хорошо. Но защищать её можно по-разному, не только на фронте. Сейчас работа в тылу не менее важна. Ты же знаешь про блокаду Ленинграда? Там голодные женщины и дети стоят у станка по две смены подряд, чтобы дать фронту снаряды и патроны. Без их труда победы не будет. Только желторотые мальчишки могут считать, будто Родину защищают лишь те, кто стреляет. Не думал я, что тебе, во всём остальном такому умному, придётся это растолковывать.
Михаил с сожалением поглядел на младшего брата и сокрушённо вздохнул. А видя, что лишил Виктора уверенности в своей правоте, старший брат сменил назидательный тон на дружеский и тёплый, мягко обнял Виктора за плечи и проговорил:
– У меня, Витя, есть к тебе разговор. Очень личный. И большая просьба. На тебя одного вся моя надежда. Пойдём, я расскажу тебе…
Они спустились по лестнице на первый этаж. В буфете давали горячий чай с сахаром, и это было как раз то, что всегда помогало Михаилу начать непростой разговор с младшим братом.
– Ты вот по поводу солнечного Узбекистана только что шутил, – заметил он, удобно расположившись за столом и придвинув к себе гранёный стакан, над которым поднимался горячий пар. – Тебе кажется, что Ташкент – это какое-то райское место. Так думают многие. Поэтому в Ташкент и рвутся всеми правдами и неправдами те, кто ищет лёгкой жизни. Только для нас, коммунистов, нет на земле такого уголка, где от нас не требовалась бы работа на пределе наших сил, особенно сейчас. Знаешь ли ты, сколько предприятий эвакуируется в Узбекистан? В Ташкент перевозят Ростсельмаш, и это очень непросто. Не всё идёт, как задумано, с транспортировкой оборудования. Есть вероятность, что сроки его доставки окажутся сорваны. А это значит, что со сбором и запуском придётся поспешить, увеличить темпы как минимум вдвое. Там нужно будет строить производственные площадки, цеха, быстро обучать людей новому для них делу. И особенно важно работать с молодёжью…
– К чему ты клонишь? – подозрительно спросил Виктор, чувствуя, как у него сжимается сердце от сострадания к брату, который рассказывает ему про Ростсельмаш и Ташкент, а у самого глаза слипаются. А как Миша похудел и осунулся! Наверное, не спит уже не одну ночь и только взбадривает себя чаем, а если позволит себе поесть досыта, то тотчас и уснёт на месте, и тогда его пушками не разбудишь.
– Помнишь Коваленко? – ответил Михаил вопросом на вопрос.
– Это который с тобой в Октябрьском райкоме работал? – уточнил Виктор. – Иван Кириллович, кажется?
– Значит, помнишь! – удовлетворённо кивнул Михаил. – И он тебя тоже помнит, представь себе. Прославился ты тогда своей речью на конференции. Мы в райкоме с товарищами даже поспорили, и Коваленко знаешь как тебя защищал! Говорил, что только таким, как ты, и можно доверять по-настоящему. А теперь он в Ташкенте, и на нём – запуск завода. Сроки срывать нельзя, сам понимаешь, а надёжных людей мало. Это его собственные слова. Мне их один наш общий товарищ передал, он с Иваном Кирилловичем по телефону разговаривал. Очень, очень трудное там положение, молодёжь толковую организовать как следует некому. Вот Иван Кириллович тебя и вспомнил. Видно, не хватает в Ташкенте такого комсомольского вожака!
Виктор недоверчиво глядел на брата, сощурив глаза.
– Так-таки и не хватает? – усмехнулся он. – Вот прямо во всём Ташкенте не сыскать!
– Может, если бы у Коваленко было на это время, он бы и сыскал! – веско заметил Михаил. – Но такие хлопцы, какие ему нужны, все как один рвутся не в Ташкент, а на фронт, или это тебе не ясно? И потом, как ни крути, твои организаторские способности – талант, который не так уж часто встречается, это уже я тебе сказать могу. Или ты человеку душу тогда вывернул своей речью, он словам твоим поверил, принял их за чистую монету, а как до дела дошло – ты в кусты?
– Почему «в кусты»? – удивился Виктор. – Разве я от слов своих отказываюсь?
– А если не отказываешься, значит, после того как ты узнал, в каком положении Иван Кириллович и как бы ты мог быть полезен там, рядом с ним, ты поедешь в Ташкент, потому что это сейчас для тебя самый лучший способ выразить свою любовь к Родине.
Виктор чувствовал, что ещё немного – и у него уже не будет сил возражать и сопротивляться. Но пока он всё же уточнил:
– Я, Миша, не понимаю только, чего я такого говорил на той конференции, из-за чего теперь вот прямо обязан ехать в Ташкент?
– А то ты забыл? – воскликнул Михаил. – Ты же так красочно расписывал, как трудно, да и вовсе невозможно работать, когда руководитель не местный, только что приехавший на место и никого там не знает! Так убедительно разложил, что все это запомнили сразу, а про инициативу снизу и самоорганизацию уже потом. Так вот в Ташкенте ты найдёшь кое-кого из своих прежних товарищей по комсомольской работе и сможешь привлечь их на помощь, а там и местные ребята подтянутся. У тебя есть шанс самому осуществить на практике всё, о чём ты тогда говорил.
– Что ж, это аргумент, – со вздохом согласился Виктор. – Если всё действительно так, как ты говоришь! – Однако тотчас же заметил: – Но тогда, Миша, я предпочёл бы остаться здесь и делать то же самое, помогая тебе. На тебе вон лица нет. Чем ты хуже Коваленко?
Михаил сурово сдвинул брови:
– Что ты дурачка-то всё из себя строишь? Тут у меня на подхвате и без тебя надёжные хлопцы найдутся! Без тебя я прекрасно обойдусь. Моё положение с положением Коваленко даже сравнивать нельзя! Я-то здесь у себя дома, и люди меня знают и уважают. Конечно, и спешка тоже у нас, да и жалко рабочим станки демонтировать, уничтожать то, что своими руками создавали. Людям важно понимать, что ничего не пропадёт, всё будет восстановлено на новом месте, а после войны все наши заводы домой вернутся. А с Ростсельмашем вот как раз сейчас происходит то, чего рабочие