снов начал сбываться. Теперь, просыпаясь, каждое утро он надеялся оказаться на другом берегу времени, по ту, прежнюю сторону трещины, но тщетно. И где-то глубоко-глубоко шевелилось необъяснимое чувство, что так должно было случиться, что затем он здесь, на этой земле, и понадобился именно сейчас, чтобы делать всё, что потребуется, без устали.
Какая-то лихорадка овладела им: школьные мероприятия, рытьё оборонительных сооружений, поручения райкома, беготня, среди которой притуплялось чувство беды, а работа вместе с другими людьми вселяла бодрость.
Помогать колхозам в уборке урожая теперь, как никогда, было делом молодёжи, ведь многие колхозники уже ушли на фронт. Как секретарь школьной комсомольской ячейки Виктор заранее составил списки бригад для предстоящей работы.
Собирались и строились в колонны возле школы. Здесь Виктор и вручил списки бригад бригадирам, и один из них – учительнице Анне Ивановне Киреевой. Фамилии в списке стояли разные, а вот имя одно: то благодатное, которое Виктору от рождения было милее всех других, о чём, сияя так же ярко, как утреннее солнце, заявил он без ложной скромности: «Ведь это имя моей мамы!» Таким признанием он обезоружил и девчат, и учительниц. Счастливые носительницы благодатного имени, объединённые в одну бригаду, отнеслись к этой милой шутке с добродушием, а остальные девчата ничуть не расстроились. Едва ли не половину старшеклассниц школы имени Ворошилова звали Аннушками, но раньше об этом, кажется, никто и не задумывался.
Двинулись в путь. Виктор, как и другие ребята, обладавшие таким богатством, явился с велосипедом, но сразу отдал его девчатам. В рюкзаках за плечами несли участники похода сменную одежду и всё необходимое на первый случай, ведь они собрались в колхоз не на один день. Кое-кто ворчал, вспоминая об обещанных машинах, которые вдруг срочно понадобились где-то ещё, где они нужнее. Виктор отвлекал недовольных шутками, заставляя смеяться. В самом деле, пешком идти было далековато, и солнце над степью поднималось всё выше и пекло всё жарче. Поэтому, дошагав до старого степного колодца, все участники похода уже чувствовали потребность отдышаться и попить воды, а кое-кто и подкрепиться припасённым на этот случай завтраком.
Все расселись на земле вокруг колодца и загомонили так, что даже кузнечики в траве смущённо умолкли, зато кто-то из хлопцев заиграл на домбре, и звон струн далеко разнёсся по степи. Казалось, всё живое вокруг дивится этому беззаботному веселью. И тут вдруг воздух наполнился тревожным гулом, узнаваемым с первого звука. Все головы как по команде поднялись вверх. В безоблачном небе были отчётливо видны наши «ястребы». Стремительно промчалась над Донецкой степью с востока на запад стая железных птиц и исчезла в далёкой синей вышине. И на смену рокочущему гулу моторов вдруг пришла тишина, цепенящая душу как смерть, которую несли врагу наши истребители и которая подстерегала их самих с земли и с воздуха.
Виктор опустил лицо на руки и лежал неподвижно, погружаясь чутким слухом в глубь земли, силясь уловить хоть призрачные отголоски звуков, но недра содрогались немо. В какой-то миг ему начало казаться, что земля под ним кружится, кружится, раскачивается и вдруг разверзается, и он летит вниз, в непроглядную чёрную тьму, как в одном из своих кошмарных снов, только теперь было такое чувство, что это уже почти наяву, и земля в самом деле голодна и разгневана, а небо глядит враждебно. Смерть была где-то совсем недалеко, и всё живое это знало.
– Девочки, давайте петь! – взмолилась Анна Ивановна с болью в голосе. – Пожалуйста! А ты, Витюша, играй!
Виктор вскочил и уселся на свой рюкзак.
– Да-да! Давайте петь! – воскликнул он. И тотчас же ребята передали ему домру. Звуки вальса полились над степью, и хорошие, простые, добрые слова зазвенели волшебными чистыми нотами:
Небо для всех.
Всем голубое оно…
Дан от природы нам смех.
В радости жить людям дано…
Стихи и музыку ребята сочинили сами. И сейчас каждая строчка этого гимна мирной жизни укрепляла веру в то, что она обязательно вернётся.
Этот день в самом деле выдался таким, будто бы и не было никакой войны. Гул моторов в вышине не тревожил больше покоя степи, и она снова была родной, щедрой, пьянящей своим вольным простором, а хлопоты, выпавшие на долю Виктора, бодрили его душу, как ключевая вода среди зноя, и он отдавался им с готовностью и упоением, находя особенную радость и веселье в том, чтобы заботиться и хлопотать, словно наседка над цыплятами.
Не успели бригады выйти в поле и начать работать, как лица и плечи девчат-молотильщиц стали краснеть прямо на глазах. Солнце жарило как-то по-особому рьяно. Девчата, обливаясь потом, не жаловались, даже подбадривали друг друга, но Виктор не выдержал этого зрелища. Спасибо поварихе, которая стряпала обед под навесом в полевой кухне!
– Куда это ты, хлопче? В правление? Да нет там никого, все в поле! – вовремя остановила его добрая женщина. – Чего? Пасека? Да недалеко…
И Виктор, которого внезапно осенила мысль, рванул туда, куда показала повариха. То-то подивился старик пасечник, выслушав его просьбу.
– Вот же выдумщик! – засмеялся дедок, седоголовый, маленький и сморщенный, словно лесовик из сказки. – Ну, есть сетки от пчёл, и от солнца они тоже сгодятся, это верно. Забирай что есть, авось и хватит на всех твоих красавиц. Только гляди, это колхозное имущество, под твою ответственность…
Так стараниями своего комсорга молотильщицы оказались облачены не хуже, чем гарем падишаха. От беспощадного солнца были защищены не только девичьи плечи и руки, но и лица. И вовремя: степное светило жарило уже из самого зенита с такой жестокостью, на какую оно способно только перед летним ливнем.
Едва взмыленный Виктор вернулся к автомашине, где работала бригада грузчиков, как услышал недовольное ворчание хлопцев:
– С этими девчонками мы и до ночи норму не сделаем! Разве же это снопы? Одно недоразумение! Рассыпаются, только подними! Видно, все неумёхи у нас в одной бригаде, зато с благодатным именем! А чё? Весело!
Эта шутка подстегнула Виктора. Не позволив себе даже отдышаться, он бросился к своим Аннушкам, которым, конечно, приходилось тяжко, ведь вряд ли кому-то из них случалось прежде вязать снопы, да ещё в такое пекло. Виктор чувствовал, что к вечеру будет дождь, а может быть, и раньше, и спешил: это значило, что нужно сделать норму до обеда, сделать во что бы то ни стало!
Девчата, увидев его, засмущались, некоторые зашептались между собой. Но Виктор улыбнулся им своей мягкой улыбкой и попросил у Анны Ивановны грабли:
– Разрешите? Я пришёл