сказать, событиях, тянущихся от начала карабахского движения в 1988 г. Граница здесь четко маркирована — жизнь в сознании каждого карабахского жителя разделяется на период «до событий» и «после». Никаких пояснений к этим словам не требуется — каждый знает содержание мощного информативного текста, свернутого в этих словах. Это была полномасштабная война с использованием артиллерии, бронетехники, авиации, кровавая и изнурительная. Это было то, что перевернуло все устои и правила с ног на голову. Война — период в жизни общества, когда ввиду невероятности происходящего «ощущение мира ускользает»[206].
В связи с карабахской войной изменилась структура семьи, что отразилось в переходе от малой нуклеарной к трехпоколенной, а иногда и к большой патриархальной семье[207]. В ситуации послевоенного развала малая семья оказалась в сложных условиях, в которых ей было трудно или невозможно воспроизводиться ни биологически, ни социально. В экстремальных военных условиях коллективы родственников объединялись в большие патриархальные семьи под одной крышей (по типу гердастана) для совместного выживания из соображений экономии ресурсов (дрова, расход электроэнергии, тепло, продукты и т. д.), а также с целью спрятаться от массированных бомбежек и обстрелов в высокогорных полузаброшенных родовых селах.
В результате войны к жизни возродились самые архаические привычки, реанимированные острой необходимостью: возрождение клановых структур, родственной взаимопомощи, натуральные формы хозяйства, практика левиратных форм брака. Как и в любом послевоенном обществе, здесь можно проследить тенденции демодернизации экономики. Возвращение к старым патриархатным моделям — оптимальная стратегия сопротивления ситуации, характеризующейся крушением всех ценностей, образа жизни.
Но с другой стороны, в положении и поведении женщины также наметились признаки нового. Женская активность поощрялась в процессе нарастания карабахского движения (согласно интервью с лидерами женских организаций в г. Степанакерте). Женщины проявили себя и на полях сражений, нарушая прежние границы, роли и иерархии.
Примечателен феномен послевоенного внедрения во власть женщин в Карабахе. К моменту исследования (2001 г.) три женщины оказались у кормила власти: Наира Мелкумян — министр иностранных дел; Жанна Галстян — помощник президента; Зоя Лазарян — министр здравоохранения: «Замечательный специалист, за 2 года ранее разбросанную плохо организованную медицину и учреждения превратила в единый отлаженный механизм. Она терапевт, кардиолог, хороший организатор».
Как и любая война, карабахская война предъявила к человеческой психике непомерные требования, вызвав к жизни «как последствие длительного физического и нервного напряжения, так называемый специалистами посттравматический синдром, или отложенный фактор (военные все чаще используют нетрадиционные терминологические обозначения, как боевая психическая травма, боевое утомление)»[208]. Поствоенный синдром, связан с переносом людьми реалий военного времени на мирную жизнь, с трудностями реадаптации к мирной жизни. Его прямым следствием является конфликтное поведение, его фронтовой максимализм переносится на условия мирного существования. Резкое падение престижа военной службы и участников войны вызывают разочарование и неудовлетворенность, толкая многих ветеранов к отъезду за пределы своей области. Информант — главный врач больницы: «Послевоенный синдром, есть такое у здешнего населения. Что это? Те, кто воевали, рассчитывали на нормальную жизнь, почет и уважение после войны, но не получили ничего. Это не только у нас, афганский синдром, у нас вот карабахский — это так и должно быть».
Стал обнаруживаться гендерно-ролевой конфликт, кризис маскулинной идентичности. Послевоенный кризис экономики вызвал острую нехватку рабочих мест, выталкивая мужчин за пределы региона в поисках работы. Оставшиеся здоровые мужчины не имеют иной альтернативы, кроме как служить в армии. Инвалиды войны автоматически попадают в категорию социально исключенных. Информант С. А. (завуч средней школы): «Сейчас специфика арцахской семьи в том, что женщины работают, а мужчины вынуждены сидеть дома на хозяйстве. Вот, к примеру, мы с дочерью работаем, а муж с сыном дома. Экономика парализована, неизвестно, когда все восстановится. Мой муж получил ранения в войне, потерял руку, сына еле-еле вырвала из армии, шесть лет служил. Я мужу недавно говорю, как хорошо, приходим, а дома натоплено, тепло, уютно. А он мне с горечью, „разве это хорошо, разве это моя работа?“ Ну а что делать? Здоровые не могут найти работу».
Таким образом, правомерен вопрос, война усиливает патриархальные традиции или ослабляет их влияние? Ответить однозначно на этот вопрос не просто ввиду амбивалентности ситуации. С одной стороны на фоне разрухи, потерь и лишений общество оказывается отброшенным намного назад, возрождая к жизни домодернизационные реалии, с другой стороны в период войны мужчины от 18 до 45 лет участвуют в военных действиях, оставляя все заботы домашней экономики женщине. Последние обнаруживают, что справляются со всем и без мужчин. Информант М.: «Приходится выполнять мужскую и женскую работу, всё на мне: стирка, обед, глажка, уборка, закупка дров, хвороста, отвезти зерно на мельницу. Дрова покупаю распиленные, если нет, сама колю…. В общем, тащу все на себе». Информант О: «Конечно, служба в армии изменила меня, характер стал жестче. Вот уже 9 лет общаюсь только с мужиками, стала принципиальнее…Здесь в Карабахе нет такой работы, которую женщина не может выполнить».
Интересные изменения коснулись статуса вдовства. Вдова выступает как живая воплощенная память о мужчине, посвящая всю оставшуюся жизнь укреплению авторитета мужа, его величия. Вдовы мужчин-«мучеников за нацию» (погибших во время войны) отныне обречены прожить жизни своих мужей, а не свои собственные. Их прямая задача — порождать и постоянно воссоздавать дискурсы (нарративы) о мужестве и геройстве мужа, превращая вдов в живых носительниц и хранительниц «священной» памяти: «Муж мой — герой Нагорного Карабаха, был лучшим другом и соратником Аво (Монте Мелконяна (боевой псевдоним Аво) командующий Мартунинским УР. Погиб в 1993 году. Посмертно присуждено звание героя Нагорного Карабаха), погиб в один день и в один час с ним, 12 июня 1993 года. Он был разведчиком и вообще не должен был ходить в бой. Но разве его возможно было остановить. Был таким отчаянным и храбрым…». Та же информантка в ситуации «не-интервью» рассказывала, как тяжело было жить с ним, о его многочисленных изменах, о том, как он часто забывал об их пяти детях: «Он был музыкантом, играл на свадьбах. Сколько раз, бывало, уедет на свадьбу в Россию и застревал там на месяцы. Возвращался, конечно, без денег. А как я тут с детьми, что они ели?… просто не задавался этими вопросами».
Та же картина в случае информантки Н. «Пробыл в Карабахе всю войну, и выполнял все виды медицинских услуг. В 1995 году умер от перенапряжения и злоупотребления алкоголем. Практически не спал ни ночью, ни днем. Алкоголь помогал, видимо, выдержать все это. Удивительный был человек, неординарный… В неимоверных условиях делал потрясающие операции. … Ереванские врачи были ошеломлены, неужели в районной больнице возможен такой