раньше и я пыталась свить его.
– Не говорите так, словно прощаетесь со мной! – тихо прошептала я.
– Я не прощаюсь. Просто хочу все предусмотреть. Меня отец так научил, все дела должны быть сделаны на двадцать шагов вперед. И не переживай. Судьба сжалится, я еще малыша твоего на руках подержу, – сказала женщина, от чего я вообще заревела.
Когда девчонки ушли в театр, а я осталась дома у Елизаветы, отпросившись на один день у Льва Давидовича для того, чтобы побыть с бабушкой, я уложила ее отдыхать, сама же стала варить на кухне суп. Не найдя соль, я начала открывать все ящики подряд и выдвинув один из них удивленно вытащила оттуда вазочку, полную конфет в блестящих обвертках, таких точно, которые тогда мне подарил Ян. В этот момент на кухню вошла Елизавета и я удивленно посмотрела на нее.
– Вы все знали? Он вам все рассказал? И конфеты это вы дали ему, чтобы он подарил их мне?
Елизавета села за стол и положив на него ключи проговорила:
– Он тогда к отцу пришел. Поздно уже вечером. Они долго в кабинете разговаривали. Я думала отец убьет его, так он на него орал тогда. Потом папа позвал и меня, поскольку посчитал, что подсказать как быть в такой ситуации с девушкой только я могу. Отец очень любит Яна, он ему как сын и произошедший случай между вами просто выбил его из колеи, поскольку ведь это мы тебя с ним свели, а раз так получилось, то отец был сам не свой. Я выслушала Яна тогда…, – не договорила она фразу.
– И посоветовали ему сказать то, что он и сказал мне? – закончила я.
– Нет, – ответила Елизавета. – Я видела, что его очень мучил этот поступок, поэтому я просто сказала поступить так, как велит ему сердце. Что он, собственно, и сделал, как я поняла из твоего рассказа. А конфеты я и правда ему дала, чтобы он подарил их тебе. Такой шедевр кондитерского искусства трудно здесь достать. А все молоденькие девушки любят сладкое, – усмехнулась она. – Ты не сердишься на меня?
– Да что ж все крутится вокруг этого Яна, – нахмурившись проговорила я.
– Не думай об этом сейчас, – поцеловала Елизавета меня в щеку. – Сейчас война, он на фронте. А там будет так, как судьба решит. Только она одна знает, кого уже там присмотрела тебе как пару. И от того, кого она там тебе присмотрела, ты никуда не денешься.
Посмотрев на эту такую спокойную и рассудительную красивую женщину, меня и правда отпустило. Уж коль она так обо всем судила, хлебнув немало горя на своем жизненном пути, то мне вообще было грех сетовать на что-то. Я полностью решила положиться на судьбу, как советовала мне Елизавета, и улыбнувшись развернула пахнущую ванилью и корицей конфету. С наслаждением съев ее, уже более трезво и спокойно смотрела на все, что со мной случилось в столице.
Глава 4
Недели в то время тянулись невесть как медленно. Каждый день был пронизан бесконечной чередой каких-то событий, пропитанных страхом, слезами и горем для всех нас. Полетели первые похоронки, как черные птицы, принося горькие вести с фронта. Соседка Елизаветы, красивая, интеллигентная женщина, вдова генерала, которая всегда вселяла в нас восхищение своим непоколебимым характером, проплакала подряд три ночи, получив извести о гибели своего красавца-сына, который был капитаном артиллерийской части. Я на всю жизнь запомнила ту беспомощность, которую испытывала, слушая через стены ее стенания, пропитанные безудержным горем. Она успокоилась только тогда, когда к ней переехала жить ее невестка, невысокая, худенькая девчонка по имени Леся, с внуком. Забота о несмышленом мальчишке-двухлетке понемногу вернули тогда пожилую женщину к жизни, поскольку Лесе нужно было работать в больнице, а кроме как свекрови, ей помогать с малышом было некому. Но каждый день на протяжении всего того времени, пока я была у Елизаветы, эта седовласая красивая пожилая женщина стучала утром в двери квартиры и приносила свежеиспеченные пирожки и несколько конфет, прося помянуть ее так рано ушедшего сына. Поддержкой ей стала и моя бабушка, с которой они часто сидели на лавочке около дома и друг другу рассказывали о своей прошедшей жизни. Моя бабушка очень сдала за то недолгое время с начала войны, она исхудала и стала не такой бойкой, как обычно. Было видно, что она очень переживала за свою дочь, мою маму, которая наотрез отказалась оставлять в Ленинграде своего мужа-военного и ехать к нам в Москву.
В июле сорок первого началось самое страшное. Москва стремительно готовилась к авиаудару по столице, поскольку все понимали, что у немцев непревзойденный опыт по бомбардировке крупных европейских городов. Огромная часть населения была задействована в маскировке объектов, которые в первую очередь попадали под прицел фашистской Германии. На улицах и скверах города люди рисовали деревья и крыши. Все золотые купола кремлевских соборов были закрашены в защитные тона, а красные звезды на башнях Кремля были закрыты брезентом. Целые здания закрывались камуфляжными сетками. На стенах Кремля были нарисованы полосы, которые придавали ему вид простого здания. На Москве-реке ставили платформы с макетами зданий, которые закрепляли якорями. Недалеко от Москвы создавали фальшивые аэродромы, фальшивое нефтехранилище, такие же промышленные комплексы, которые должны были спасти инфраструктуру столицы и отвести их от настоящих целей, запутав немецких летчиков. Огромную работу проделали архитекторы, которые в короткий срок меняли силуэты настоящих зданий, отделывая их деталями из фанеры в попытках спасти то, что было дорого для всех жителей.
В ночь на двадцать второе июля состоялся первый крупномасштабный авианалет на Москву, который длился пять часов. Пять часов непрекращающегося кошмара, страха и слез. Я, бабушка, Света, Лена, спрятались тогда в близлежащей станции метро, которую во время войны начали использовать как бомбоубежище. Лена опустилась тогда на колени, сложив руки на груди да так и простояла все эти пять долгих часов, едва слышно произнося одно лишь слово «выживи», поскольку в составе истребительного авиаполка, который первым встретил первую группу немецких бомбардировщиков, был Егор.
В результате этого налета пострадало очень много народа. Серьезно были повреждены железнодорожные пути, участки электросетей, водопровод, газопроводы. На территории города было множество пожаров, разрушено было очень много зданий. Слаженная работа всех, кто принял участие в отражении этого кровавого воздушного наступления позволила избежать больших разрушений. Фашистская чума не смогла стереть Москву в пыль, как это планировалось изначально.
Когда все стихло, люди еще долго боялись покинуть станцию метро, опасаясь начала такого же ужаса. Спустя какое-то время все-таки все