Читать интересную книгу Огненные рейсы - Евгений Иванович Цымбал

разочарованы, но не считаться с разумными предложениями русских коллег не имели достаточных оснований. Поэтому представители Великобритании постепенно отошли от активного участия в проводке судов и ограничивались ролью консультантов. В командование танкерами на переходах не вмешивались.

Очередную запись капитан Померанц сделал 9 января:

«В 07.15 вошли в залив Сордали, отдали правый якорь и спрятались от неприятеля на день. Турецкие власти на борт не прибывали. В 17.20 подняли якорь, продолжаем следовать дальше. Держимся как можно ближе к берегу...

10 января 1942 года. С рассветом вошли в бухтe Саххагин. Оказалось, что место, где мы бросили якорь, — запретная зона. Турецкие солдаты подняли предупреждающую стрельбу в воздух, велели послать на берег нашего представителя. Отправили второго штурмана Леонида Калинина вместе с турецким лоцманом. Вскоре они вернулись. Но не одни. На борт «Сахалина» поднялся офицер местного гарнизона. Пришлось хорошо угостить... Он остался доволен и разрешил оставаться на месте, сколько нам понадобится. Снялись в 16.50. Двинулись дальше почти у самого берега.

13 января 1942 года. Позавчера утром вошли в бухту Иисуса, укрылись за мысом. Погода отличная — полный штиль, ночи светлые. В другое время мы бы радовались этому. Сейчас хорошая погода нам не попутчик. Решили ночевать. Вчера в 20.00 снялись.

14 января 1942 года. Пока идем благополучно, подводных лодок и торпедных катеров противника не встречали. Сегодня ночью в 2.55 вынуждены были остановиться перед портом Кир-Василий. Только с рассветом смогли войти в малюсенькую бухточку, куда, видимо, крупные корабли не заходят. Стали на якорь. Осмотрелись. По бортам не более 20—30 сажен воды. Вновь ночь — хоть иголки собирай. Придется отстаиваться, пока не задует ветер да не соберутся тучи, иначе беды не миновать».

Во время стоянки в Кир-Василий на «Сахалин» приходили два турецких солдата-пограничника. Их встретили приветливо, накормили, как говорил кок Бондаренко, «под завязку». Придо Адович договорился с ними, что в случае какой-либо опасности для танкера они предупредят экипаж двумя выстрелами из винтовки.

Такая мера оказалась не лишней. Как только на «Сахалине» услышали условный сигнал, немедленно сменили стоянку. И не напрасно: минут через сорок раздался сильный взрыв. Утром знакомые пограничники рассказали, что заметили какую-то подводную лодку, потому, мол, и выстрелили два раза, как было условлено.

Действительно, выпущенная лодкой торпеда как раз угодила бы в судно, ведь взрыв произошел на месте прежней стоянки. Теперь ни у кого не оставалось сомнений в том, что кто-то с берега докладывает о продвижении советского судна и его стоянках.

17 января Придо Адович записал:

«Вчера возник небольшой конфликт с английским офицером мистером Зелигманом. Он вдруг начал настаивать, чтобы мы снялись до наступления темных ночей. В 19.00 мы подняли якорь. Луна еще не взошла. Ориентировались только по компасу. Во время разворота судна на выход из бухты коснулись камня и слегка повредили нижнюю часть форштевня. Вновь стали на якорь. Днем осмотрели повреждение. Нарушены заклепки, через которые морская вода попадает в форпик. Пока ремонтировались, пограничники сообщили нам, что ночью английские самолеты бомбили остров Самос, мимо которого должен был пройти «Сахалин». Мистер Зелигман чувствует себя виноватым. Ведь если бы мы вышли, когда он предлагал, то в узости между Самосом и турецким берегом нас бы определенно заметили итальянцы — на Самосе их военная база. Да, нужно быть поосторожнее».

В дальнейший путь танкер «Сахалин» двинулся с наступлением темноты. И в обычных, мирных, условиях плавание в лабиринте островов Греческого архипелага, особенно ночью, сопряжено с немалыми трудностями, а сейчас, когда за каждым мысом, за каждым поворотом можно наткнуться на вражеское дозорное судно или подводную лодку, было чрезвычайно тяжелым. Капитан Померанц распорядился усилить наблюдение за морем. Шли, почти прижимаясь к турецкому берегу, — метрах в 45—50 от него. И с материка, и островов доносились какие-то звуки, лай собак, мелькали огоньки. Хорошо, что танкер мало заметен на фоне высоких берегов Южной Анатолии. Когда проходили узости, все члены экипажа стояли на постах по боевому расписанию. И были готовы дорого отдать свои жизни и вверенное им судно, если бы не удалось избежать встречи с противником...

Однако вернемся снова к записям П. А. Померанца.

«18 января 1942 года. Благополучно миновав Самос, в 07.35 бросили якорь в небольшом порту Фетиис, чтобы укрыться от наблюдателей противника. В сопровождении английского офицера, турецкого лоцмана и переводчика выехал на берег с визитом к местному генерал-губернатору. Приняли меня очень любезно, поздравили с победой Красной Армии под Москвой...

20 января 1942 года. Вчера в 15.10 стали на якорь в порту Адалия. Решили ждать темной ночи и шторма. Гостей с берега, к моему удивлению, на «Сахалине» не было. Сегодня снялись в 20.08. Нам везет: небо затянулось низкими грозовыми тучами. Они как пеленой закрыли остров Родос с его аванпостами — итальянскими военно-воздушными и военно-морскими базами. Ввиду этого решили идти не по проливу между островом и турецким берегом, а, форсируя ход, обойти остров с морской стороны на расстоянии 10—12 миль. Маневр удался. Никто нас не заметил. К рассвету замаскировались...

Английский офицер примирился с нашим графиком перехода, помалкивает. А турецкий лоцман молодец. Местность знает отлично».

За короткими, по-телеграфному лаконичными записями капитана П. А. Померанца трудно увидеть все испытания и невзгоды, которые выпали на долю экипажа танкера «Сахалин». Каждую минуту по сути беззащитное судно мог обнаружить вражеский самолет или дозорный катер, каждую минуту оно могло подорваться на мине или стать жертвой фашистской подводной лодки.

Несколько раз Придо Адович говорит в своем дневнике, что «Сахалину» приходилось идти, буквально прижимаясь к турецким берегам. Но ведь эти берега были тоже чужие. Турецкие территориальные воды считались нейтральными, но не очень доброжелательным был этот нейтралитет: «Сахалин» трижды подвергался обстрелу пограничников с турецкого берега. Этих инцидентов, как и многих других, П. А. Померанец не зафиксировал. Закончил он свой дневник перехода 21 января 1942 года, записав:

«В 12.00 подошли к рейду Фамагусты. Приняли на борт местного лоцмана. Под его проводкой отправились на якорную стоянку.

На борт прибыли английские военные власти. Поздравили с благополучным преодолением самого опасного участка.

Сообщили, что дальнейший курс «Сахалина» — Порт- Саид».

22 января «Сахалин» прибыл в Бейрут. Позади остались две недели тревоги и нечеловеческого напряжения, позади Дарданеллы и Эгейское море.

Согласно полученным из Стамбула указаниям английские офицеры и турецкий лоцман Али Рахим Кебеджи покинули «Сахалин» и возвратились на берега Босфора. «Сахалин» в сопровождении английского