Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тия и Селеста так резко ко мне разворачиваются, что, кажется, почти ломают шеи.
– Что?! – восклицают они хором. Значит, папа Селесты тоже ей не говорил.
– Почему? Что он сделал? – спрашивает Джош. Он сидит, положив локти на колени.
– Тебе какое дело, Джош? – огрызается Тия. Она всегда готова меня защитить, особенно от Джоша. Вряд ли она когда-то простит его за ту вечеринку. – Почему ты каждый раз думаешь, что жертва в чем-то виновата?
Я глажу ее по спине в знак благодарности и вспоминаю, как сама ляпнула похожую глупость в тот день, когда они с Марком обсуждали смерть Андре Джонсона. Ну и дура же я. Теперь понятно, почему они прервали разговор, почему пошли на протест без меня.
– Он не захотел вступать в их банду, и они его пристрелили, – холодно говорю я.
– Вот дерьмо. Прости, Мэй, – говорит Джош. Он обхватывает голову руками и медленно качает ею туда-сюда, глядя на ковер.
– Джош, не выражайся. – Миз Дэниелс смеряет его строгим взглядом и поворачивается ко мне. – Хочешь добавить что-нибудь еще, Мэй? Ты не обязана делиться чем-то личным.
– Папа рассказал, что у Чайна-тауна всегда была репутация криминального района – еще до того, как там в самом деле обосновались банды. Полиция то и дело устраивала облавы и досаждала жителям. Поэтому только представьте себе… – Я делаю паузу перед тем, как поделиться вторым сюрпризом. – Администрация Чайна-тауна наняла пиар-агентство, чтобы создать образ прилежных и законопослушных китайских детей.
Ноа снова чешет затылок. Он напоминает мне карикатуру в газете.
– Зачем?
– Тебя слишком часто бьют по голове, Ноа? – Селеста прикусывает губу и смягчает тон, прежде чем миз Дэниелс успевает сделать ей замечание. – Я хотела сказать, затем, чтобы белые начали относиться к ним – к нам – по-человечески.
– Может, черным жителям нашего города тоже не помешает пиар-агентство. – Тия задумчиво постукивает пальцем по подбородку.
– Вот-вот, – соглашается Аянна. Она перекидывает через плечо свои косички и поворачивается к миз Ди. – Когда мои бабушка с дедушкой впервые сюда приехали, они хотели поселиться в Секвойя-Парк, но риелтор – он был белым – отвез их через мост в Секвойя-Гроув. Никто не хотел, чтобы в Секвойя-Парк селились чернокожие. Так мы и оказались в Секвойя-Гроув.
– Но сейчас там по большей части живут латиноамериканцы, – говорит Ава. – Судя по школьникам, с которыми я занимаюсь. Интересно, как так получилось?
– Изначально земля в Секвойя-Гроув принадлежала японским и итальянским фермерам. Потом ее выкупили риелторы, взвинтили цены и начали продавать чернокожим вроде моих бабушки и дедушки. – Аянна наклоняет голову. – С учетом того, что сказала Селеста… Возможно, японцам и итальянцам просто не позволяли жить где-то еще.
– Итальянцев тогда еще не считали белыми, да? – Ава скребет за ухом.
– Наше прошлое взаимосвязано. – Тия наклоняется вперед. – С моим папой, когда он устроился работать врачом в Стэнфорде, произошло почти то же самое, что с бабушкой и дедушкой Аянны. Ему пришлось предъявить документы с места работы, чтобы им с мамой показали квартиру. Риелторы один за другим предлагали им поселиться в Секвойя-Гроув. Дескать, «там более доступное жилье» и так далее.
– А теперь он глава департамента, получил кучу наград, – добавляю я.
– Факт. – Тия стряхивает с джинсов катышки от ковра. – И все равно. Некоторые пациенты отказываются идти к нему на прием. Они скорее умрут, чем будут лечиться у опытного, квалифицированного черного врача.
– Боюсь, пиар-агентство тут не поможет, – говорит Ава.
– Увы, – соглашается Тия. – Люди, которые готовы заболеть и умереть, лишь бы не отказываться от своих предрассудков, вряд ли прислушаются к пиар-кампании.
– На самом деле, китайцам пиар-кампания тоже не особо помогла. – Ава отклоняется назад, оперевшись на руки.
– Что ты имеешь в виду, Ава? – Миз Дэниелс редко подает голос на таких занятиях, только подкидывает время от времени вопросы, и каким-то образом это действительно стимулирует дискуссию. Вот бы и другие учителя так делали.
– Судя по тупой шутке Кэла, пиар-кампания добилась своей цели, так? – Ава смеряет Кэла презрительным взглядом. – Но вспомните, что говорили на собрании моя мама и папа Джоша про семью Мэй и про азиатов. Они взяли образ прилежных азиатских учеников и превратили его в угрозу.
Джош краснеет, скрещивает руки на коленях и прячет лицо. Селеста негромко говорит:
– Что бы мы ни делали, мы остаемся угрозой.
– Добро пожаловать в наш мир. – Ковыряя расползающуюся дырку на джинсах, Тия смотрит на Аянну, которая согласно кивает в ответ. – Знаете, во всех этих рассказах есть общий мотив.
– Мотив? Плюс балл Тие за использование литературоведческой лексики! – Миз Дэниелс хлопает в ладоши и улыбается. – Расскажи поподробнее, что ты имеешь в виду?
– Как и я сказала, все взаимосвязано. Белые любым способом стремятся сохранить власть. Ради этой цели они контролируют, где мы живем, что написано в учебниках по истории, что мы знаем – и что не знаем – о себе и окружающих. – Тия смотрит на меня, потом снова поворачивается к миз Ди. – Вчера я узнала, что моим далеким предком был Жан-Жак Дессалин. Один из предводителей восстания рабов, которое привело к Гаитянской революции. Рабы восстали, положили конец рабству и свергли французскую колониальную администрацию. Томас Джефферсон и другие американцы были так напуганы, что приняли Закон о беглых рабах. Они боялись, что в Америке тоже может начаться восстание. В школе нам рассказывали только о законе. До вчерашнего дня я почти ничего не знала про Гаитянскую революцию.
Когда Тия замолкает, чтобы перевести дыхание, Аянна продолжает ее мысль.
– Белые контролируют нарратив. Они не хотят, чтобы мы знали, как мы сильны, как мы связаны друг с другом. Поэтому жители Чайна-тауна и запустили пиар-кампанию…
– Которая не сработала, – напоминает Ава.
– Дело даже не в людях вроде мамы Авы и папы Джоша и не в риелторах-расистах. Проблема в идее превосходства белой расы и в системе, политике и истории, которые эту идею поддерживают, – заканчивает Тия, и я изображаю для нее бросок микрофона. Аянна энергично кивает. Джош по-прежнему не поднимает головы.
– Эй, погоди, что еще за превосходство белой расы? Ты считаешь, мы тут все – куклуксклановцы? Не все белые люди так думают, – протестует Ноа.
Ава едва удостаивает его взглядом.
– Не только куклуксклановцы верят в превосходство белой расы. Тия именно об этом и говорит: система устроена так, что во главе всегда оказываются белые люди. Может, ты думаешь, что ты не расист, Ноа, но ты все равно поддерживаешь расистскую систему, которая тебе помогает. Вероятно, ты даже не замечаешь этого.
– Не все белые такие, – настаивает Ноа. – Я не расист, я ко всем отношусь хорошо.
– Этого недостаточно, – говорю я. В голове у меня эхом отдается голос Марка.
Мы все погружаемся в напряженное молчание, и миз Дэниелс не сразу его нарушает. Кажется, ей бы хотелось что-то добавить, но вместо этого она делает вдох и говорит:
– Семейная история – это очень личная тема, и не удивительно, что нас переполняют эмоции. Особенно когда дело касается того, как наши истории пересекаются друг с другом. Спасибо всем, кто сегодня слушал и говорил. Нам удалось начать непростой диалог.
Она расправляет юбку, запутавшуюся у нее в ногах, и встает.
– Теперь давайте снова сядем за парты и поразмышляем. Взгляните на вопросы, написанные на доске. Какая новая мысль пришла вам в голову? Что вас удивило? О чем вы думаете сейчас? Какие вопросы у вас остались? Можете написать столько ответов, сколько захотите… Но не меньше одного. – Она улыбается, глядя на Ноа. – Я знаю, ты собирался об этом спросить.
На белую маркерную доску падает яркий свет из окна. Я подпираю голову руками, заново проигрывая в голове обсуждение. Мысли будто тянут меня в разные стороны. Костюм, в который одет мир вокруг, вдруг начинает трещать по швам. Я замечаю то, что никогда раньше не видела.
Первым делом я пишу в тетради:
Нарратив всегда кто-то контролирует. Это началось не в тот день, когда мистер Макинтайр переврал
- Английский язык с Робинзоном Крузо (в пересказе для детей) - James Baldwin - Прочая детская литература
- Без памяти - Вероника Фокс - Русская классическая проза
- Виктория, или Чудо чудное. Из семейной хроники - Роман Романов - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза