Читать интересную книгу Молчание между нами - Джоанна Хо

как будто вежливость излечивает его от расизма, – добавляет Сионе, закатывая глаза.

– Вот-вот, – соглашается Тия.

Марк слушает, прислонившись к стволу дерева. Он всегда тщательно все обдумывает, раскладывает по полочкам и только потом говорит.

– А вы как считаете? Достаточно ли вежливости?

– Ты прямо как миз Дэниелс с ее джедайскими фокусами, – жалуюсь я. – Терпеть не могу, когда она отвечает вопросом на вопрос.

– Слушайте, я же просто пришел за несравненной едой мамы Дюверн, – говорит Уэс, потирая виски.

– Но Тия подняла интересный вопрос. – Марк обводит нас взглядом, побуждая шевелить мозгами. Доктор Дюверн надеется, что Марк когда-нибудь возглавит собственную компанию, но, как по мне, ему больше подошло бы стать профессором. Он очень естественно выглядит в этой роли. Я припоминаю его слова о том, что чернокожему мужчине тяжело построить карьеру в Кремниевой долине. Интересно, проще ли стать чернокожим профессором? Сомневаюсь. Марк задает вопрос, и я возвращаюсь к нашей дискуссии:

– Достаточно ли быть со всеми милым и вежливым, чтобы не быть расистом?

Мы напряженно думаем, опустив глаза. Я вспоминаю, как Джош противоречил сам себе. Пытался извиниться, но при этом защищал своего папу и остальных.

– Недостаточно, – говорю я наконец. – Можно вести себя очень мило и все равно быть расистом. Проявлять доброту, но все равно поддерживать расистские идеи и действия.

– Я недавно говорила об этом с Аянной и Микейлой, и они сказали вот что: вежливостью системную несправедливость не исправить. Это можно сделать только борьбой. Но людям, которые поддерживают эту несправедливость, борьба с ней – и даже просто указание на нее – кажется грубостью.

– Получается, вежливости не только недостаточно – это даже вредно, если ты пытаешься быть со всеми милым и вежливым, – говорю я, пытаясь разобраться в мешанине своих эмоций. Я понимаю, что Тия имеет в виду. Но она всегда обсуждала такие проблемы с Аянной и Микейлой, а не со мной. Это первый наш разговор на эту тему. Нет. Второй, если считать оборванный разговор об Андре Джонсоне.

Тия садится ближе и прижимается ко мне:

– Поэтому ты поступила правильно, отправив то письмо, Мэйдэй. Пусть ты и сомневалась.

Марк кивает и накладывает еще еды на мою крышечку от контейнера. Уэс и Сионе тоже согласно кивают. В моей голове как будто выпустили миллион надутых, но не завязанных воздушных шариков, и теперь они летают туда-сюда с пукающими звуками. На меня навалилось слишком много всего разом. Мне одновременно и больно, и хочется рассмеяться.

– Да, серьезно. Зря я не попросил тебя помочь мне с мотивационными письмами, Мэй, – говорит Сионе.

– Нет, просто тебе нужно было написать их месяц назад, а не в последний момент, – говорит Тия, выхватывая у Сионе вилку.

– Ты права, ты права, только не надо снова меня отчитывать. – Сионе поднимает руки. Они с Тией начинают препираться, а Марк болтает с Уэсом. Я представляю, будто Дэнни сидит на траве рядом с нами. Он бы слопал всю еду в одиночку и, наверное, изобразил бы бросок микрофона, услышав наводящие вопросы Марка. Мне бы очень хотелось все это с ним обсудить.

В конце концов в воздушных шариках заканчивается воздух, и шум у меня в голове постепенно затихает. Сквозь листву пробиваются лучи солнца и согревают меня. Мои друзья смеются и болтают под приветливым деревом. Впервые со смерти Дэнни я чувствую умиротворение – несмотря на то что по-прежнему дико скучаю по нему.

Мы собрались вместе из-за моего стихотворения. Тия права – я должна была это сделать. Я не могла сидеть сложа руки, пока мистер Макинтайр использует мою семью в своих целях.

Я не могла позволить ему завладеть нашей историей.

Мои слова – мой меч и мой щит.

Глава 40

Когда я возвращаюсь из школы, дома никого нет, но на кухне горит свет. Папа всегда оставляет гореть одну-две лампочки перед уходом. Я готовлю себе перекус и иду в комнату, чтобы заняться домашкой.

Миз Дэниелс задала нам изучить историю своей семьи, но я толком не знаю, с чего начать. Открыв ноутбук, я ввожу в строку поиска «Чайна-таун Сан-Франциско». Поисковик выдает мне сайты с туристической информацией, посты из блогов о том, чем заняться в Чайна-тауне с детьми, списки лучших ресторанов. Ничего особенно полезного.

Я меняю запрос на «Чайна-таун Сан-Франциско история». На этот раз результаты оказываются интереснее. Я читаю статьи, смотрю видео, узнаю много нового о китайской диаспоре в США.

Солнце клонится к горизонту, и тени за окном становятся длиннее. Папа всегда говорил, что на закате солнышко укрывается одеялом и удобно устраивается в постели. Несмотря на поздний час, я все еще дома одна. Куда запропастились мама с папой?

Я отправляю им обоим сообщения, потом раскладываю на кровати подушки и продолжаю читать. Мне попадается статья про одно из самых страшных массовых убийств в истории Сан-Франциско, произошедшее в ресторане под названием «Золотой дракон» из-за стычки враждующих банд Чайна-тауна. Я читаю про эти банды, и меня начинает мутить. Это не тот Чайна-таун, который мне знаком. Потом мой взгляд цепляется за одно-единственное предложение ближе к концу очередной статьи. «В перестрелке между бандами погиб шестнадцатилетний Джо Чэнь, сын владельцев местной пельменной».

Дядя Джо.

Я судорожно вбиваю в поисковик самые разные комбинации запросов, чтобы узнать больше. Безрезультатно. Одинокое предложение в статье, которую мало кто прочтет, и все.

Я снова смотрю на телефон. Уже почти десять вечера. Я спускаюсь на кухню.

Над плитой горит бледновато-желтый свет. На холодильник прилеплена записка от мамы – как старомодно, думаю я. Могла бы просто отправить мне сообщение. «Остатки еды в холодильнике, пицца в морозилке».

В холодильнике я нахожу еду – не в старом пластиковом контейнере или баночке из-под тофу, а в фольге. По форме она похожа на неизвестную науке птицу. Подгоняемая голодом, я осторожно разворачиваю фольгу. Внутри меня ждут несколько аккуратных побегов спаржи и половинка свиного стейка в панировке. Откуда у мамы такое богатство?

Я отрезаю малюсенький кусочек стейка и жую побег спаржи. Родителей хватил бы удар, если б они увидели, как я ем, стоя у открытой дверцы холодильника. Прожевав еду, я заворачиваю фольгу обратно – на случай, если мама захочет взять стейк себе на обед. Я включаю духовку, дожидаюсь, пока она прогреется, и ставлю внутрь пиццу из морозилки. Теперь остается только ждать.

Потом до меня вдруг доходит, что мама вернулась домой, положила еду в холодильник и оставила записку, но даже не заглянула ко мне. Это на нее не похоже. А папа где? На меня накатывает нехорошее предчувствие, от которого немеют пальцы.

Я торопливо взбегаю вверх по лестнице и уже заношу руку, чтобы постучать в спальню родителей, но тут до меня доносится их нервный шепот.

– Кто еще был на ужине? – Папин голос натянут, как струны на теннисной ракетке. Тихо открываются и закрываются ящики комода.

– Весь мой отдел. Нам представили нового старшего менеджера.

– Поверить не могу, что они не взяли на эту должность тебя.

– Это было маловероятно, лаогун. Я же пропустила несколько месяцев…

Папа издает раздраженный звук.

– Зато до этого работала на них столько лет. Ты самый опытный и самый умелый сотрудник в отделе. Ты вполне могла бы им руководить.

Я слышу папины шаги, но не мамины. Наверное, она сидит на кровати. Потом к кровати подходит папа, и я представляю, как он садится рядом с ней.

– Что было дальше?

– Мы приехали в ресторан, и там нас ждал мистер Макинтайр. – Мамин голос дрожит.

– Что? С какой стати?! – Кровать скрипит. Папа вскакивает на ноги.

– Этот парень – его бывший стажер. Мистер Макинтайр сказал, что хочет лично его поздравить.

Звук шагов прекращается: папа замер на месте.

– Ин, сколько лет этому новому менеджеру?

– Меньше тридцати. Я не уверена – он блондин, по седым волоскам не определить.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не ворваться к ним в комнату. Так я не выясню ничего нового.

– Они наняли вчерашнего подростка, вместо того чтобы повысить тебя. – Я едва узнаю его голос – папа редко так злится. – Нейт Макинтайр тебе что-нибудь сказал?

– Спросил про мою семью. Сказал,