Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как он смеет говорить про наших детей? Кем он себя возомнил? Тебе не стоило с ними идти, Ин.
– Как я могла пропустить общую встречу, Тяньюй?
Папа осекается и понижает голос:
– Прости. Это не твоя вина.
Он замолкает. Я топчусь на месте. Мне неловко подслушивать их разговор у двери. Они бы не хотели, чтобы я это слышала. Но я не могу сдвинуться с места. Мне нужно узнать больше.
Мама продолжает:
– Он сказал: «Ваша дочь – талантливый поэт, миссис Чэнь».
Папа выругался, или мне показалось? Я еще плотнее прикладываю ухо к двери и сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются мне в ладони.
– Он дал тебе понять, что прочел ее письма. А дальше что?
– Ничего. Больше он ее не упоминал. – Мама замолкает, а папа бормочет что-то себе под нос. – Что мне было делать, Тяньюй? Я не могла ему возразить.
– Хотел бы я сказать ему пару слов, – говорит папа, хрустя суставами пальцев. Я представляю пар, идущий у него из ушей и проникающий в щель под дверью. – Что было дальше?
– Потом они обсуждали компанию. Дальнейшую работу. Этот новый менеджер планирует реорганизацию в целях сокращения расходов.
– Реорганизация? Значит, будут увольнения.
– Я точно не знаю, Тяньюй.
– Наверняка они наплели что-то про эффективность, инновации и интересы компании. – Кровать скрипит, когда папа снова садится.
– Ну… Да, так и было.
– Это предупреждение, Ин, – говорит он вполголоса. – Тебя запугивают. Прямо как в Чайна-тауне.
Я хочу сказать маме, чтобы не позволяла мистеру Макинтайру собой помыкать. Мне больше не под силу себя сдерживать. Я врываюсь к ним в спальню, как в замедленной съемке.
Когда дверь открывается на четверть, я понимаю, что собираюсь встрять в разговор, который не должна была слышать.
Когда она открывается наполовину, я размышляю, не лучше ли будет притвориться, что я ничего не слышала и просто хотела поздороваться.
Когда она открывается на три четверти, я сомневаюсь в своих актерских способностях – на лице у меня наверняка написана злость.
И вот я смущенно стою в родительской спальне, и мы, все трое, пытаемся подобрать нужную реакцию. Шок на мамином лице сменяется натянутой улыбкой, а потом обреченностью. Папино выражение расшифровать сложнее. За долю секунды он сначала хмурится, потом широко улыбается, потом сердито сжимает зубы, прежде чем спрятать все чувства под непроницаемой маской. Я стараюсь скрыть свою ярость и чувство вины.
– Вы дома! – Пытаюсь сделать вид, будто ничего не слышала. – Где вы пропадали?
– Йем! Прости! Мне пришлось задержаться, чтобы помочь ученикам с сочинениями. Ты не видела мое сообщение? – Папа, похоже, тоже решил притвориться, что все в порядке. Мама следует его примеру.
– Я ужинала с коллегами, мэймэй…
– Вот откуда тот сверток из фольги в форме утки? Я съела немного – надеюсь, ты не против. – Я стараюсь изобразить непринужденную улыбку.
– Можешь съесть все, – говорит мама.
– И как прошел ужин? Похоже, ресторан был дорогой. – Еще одна натянутая улыбка. Притворство – определенно не мой конек.
– Все нормально, Мэйбелин. Ты сделала домашнее задание? – И не мамин.
– Кто был на ужине? – спрашиваю я.
Родители переглядываются. Я жду. Мама начинает говорить, но осекается. Папа договаривает за нее:
– Твоя мама ужинала с коллегами и начальством, Йем.
– И все?
Он колеблется, и это не дает мне покоя. Почему он хочет скрыть от меня правду? Я же не ребенок. Наконец он сдается:
– Еще там был Нейт Макинтайр.
Я даже не пытаюсь изобразить удивление, а просто скрещиваю руки на груди.
– Почему?
Тоном, который я так любила в детстве, который означал, что все будет хорошо, мама говорит:
– Мэймэй, мы не хотим, чтобы ты волновалась.
Я отбрасываю фальшивую улыбку.
– Я только и делаю, что волнуюсь, мам. Что происходит?
– Твоя мама не получила повышение, на которое надеялась. Вместо этого компания наняла другого человека. – Папа пытается говорить спокойно. – Теперь они грозятся ее уволить.
– Как это возможно?
Папа прожигает меня взглядом.
– Начальник твоей мамы – близкий друг Нейта Макинтайра. Приход нового менеджера дает им отличный повод уволить ее в ходе реорганизации.
– Но она так давно там работает. Она им нужна. – Я кладу руку на бедро и переношу вес на одну ногу.
– Прекрати отвечать мистеру Макинтайру. Не провоцируй его, Йем. Это не шутки. Твои письма вредят маме, – говорит папа резким тоном. Подливает масла в огонь.
– Я не остановлюсь, па. – Я вспоминаю, что сказала сегодня Тия. – Нам надо бороться.
– Ты хорошо пишешь, Мэйбелин, – говорит мама. Раньше я была готова умереть ради того, чтобы получить от нее такой комплимент, но сейчас он кажется мне оскорбительным. – Но ты сделала достаточно. Пора остановиться.
– Как я могу остановиться? Мистер Макинтайр заявил, что ты довела своего сына до самоубийства! – Я взмахиваю руками. Снизу доносится едва слышный писк. – Мы не можем сделать вид, будто ничего не было!
Папа смотрит на меня. Под глазами у него залегли темные круги.
– Мы просто хотим, чтобы все это прекратилось, Йем.
– Но оно не прекратится, пап! Я думала, уж ты-то сможешь меня понять. Ты же всегда говорил своим ученикам быть смелее, не бояться заявлять о себе. Что, ко мне это не относится? – Я скрещиваю руки на груди.
– Они угрожают ее уволить, Йем. Мама может потерять работу. Как думаешь, что тогда станет с нашей семьей?
– Значит, ты врешь своим ученикам? Или тебе все равно, что будет с ними и их семьями?
Папины глаза вспыхивают. Он делает шаг ко мне.
– Думай, что говоришь, Мэйбелин.
– Мама найдет другую работу. С какой стати она вообще продолжает работать на приятеля мистера Макинтайра? Наверняка он тоже расист. – Я обхватываю себя руками.
– Мэйбелин, ты понятия не имеешь, о чем рассуждаешь. Ты думаешь, что найти работу так легко? – Мама сидит с идеально ровной спиной, вцепившись обеими руками в одеяло. Мне по-прежнему слышится какой-то писк. – Неужели ты совсем не думаешь о семье?
– Я сражаюсь за нашу семью!
– Ты очень молода, Мэйбелин. Ты не понимаешь, – говорит мама. Дурацкий бегемот снова в деле: я в очередной раз не оправдала ее ожиданий. – Мы не хотим, чтобы ты пострадала.
– Чтобы я пострадала? Или чтобы вы пострадали? – Моя ярость вспыхивает всепожирающим лесным пожаром. Мамино выражение лица не меняется, но она будто съеживается. Осколки, которые так и не встали на место, осыпаются.
– МЭЙБЕЛИН ЧЭНЬ! – Папин голос ударяет меня, как плеть. Он никогда не говорил со мной таким тоном. Я зашла слишком далеко.
Мне плевать.
– Как они могут мне навредить? Дэнни умер. Хуже уже не будет. Обидными словами меня не задеть.
– Обидными словами? – Папа презрительно фыркает и поднимает брови. – Думаешь, дело в обидных словах? Уверяю тебя, люди вроде мистера Макинтайра могут причинить тебе гораздо больше проблем.
– Каких? – Я хватаюсь за дверную ручку и раскачиваю дверь туда-сюда. Дальним уголком сознания я отмечаю, что писк прекратился. – Ты боишься, что кто-то попытается меня убить? Застрелить, как дядю Джо?
Комнату в мгновение ока охватывает леденящий холод. Папа медленно спрашивает:
– Кто тебе об этом рассказал?
– Не ты. – Я поднимаю голову.
– Ты ничего не знаешь, Мэйбелин. – Одной-единственной фразой мама унижает меня и поддерживает папу, который стоит, опираясь о стену. Они всегда поддерживают друг друга, даже разбитые и обессиленные. Почему они никогда не могут поддержать меня?
– Тебе не понять, Мэйбелин, – говорит папа, сжав вслед за мной кулаки. – Ты думаешь, в Чайна-тауне весело, там можно перекусить и посмотреть на забавных старушек с тележками. Ты не знаешь, каково было расти там.
– Как я могу понять, если ты ничего мне не рассказываешь?
– Я не хочу, чтобы ты знала! Я никогда не хотел, чтобы ты знала, каково это. Я выбрался из Чайна-тауна, чтобы тебе не пришлось там жить. – Папин голос надламывается, потом снова крепнет. – Я выжил, чтобы тебе не пришлось проходить через эти ужасы, чтобы ты никогда
- Английский язык с Робинзоном Крузо (в пересказе для детей) - James Baldwin - Прочая детская литература
- Без памяти - Вероника Фокс - Русская классическая проза
- Виктория, или Чудо чудное. Из семейной хроники - Роман Романов - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза