отвлек чей-то незнакомый голос:
– Ваши билеты!
У нас не было ни лиры, как могли мы оплатить билеты? Но Сеттимио и на этот раз уладил дело: он объяснил контролеру, что мы только что прибыли в Рим и откуда мы прибыли. Контролер скорчил гримасу, словно хотел сказать: «Опять зайцы!»
– Куда вам нужно? Я скажу, когда вам выходить.
– Улица Джуббонари.
Он сказал, что это в двух шагах от моста Гарибальди. Когда мы подъехали к остановке, он предупредил:
– Выходите здесь. Ваша остановка.
Мы вмиг оказались перед домом Сеттимио. Два часа ночи. Темень – хоть глаз выколи. Сеттимио не хотел никого напугать, а может, слишком волновался – кто знает? Он обернулся ко мне и сказал:
– Уже очень поздно. Если я заявлюсь сейчас, для них это будет настоящий удар. Тут за домом есть маленькая площадь. Давай переночуем там, на скамейках, а утром вернемся.
С первыми лучами солнца мы подошли к двери дома. Сеттимио свистнул и немного подождал, чтобы ему ответили.
Полная тишина. Никто не пошевелился, даже окна не открыл.
– Странно, – сказал он.
Я промолчал.
Он свистнул еще раз, погромче. Снова тишина. Сеттимио начал нервничать и волноваться.
– Это мой всегдашний свист. Они знают, что это я. Почему же не открывают?
На этот раз он очень огорчился, но нашел в себе силы свистнуть в третий раз, еще громче.
И тут распахнулись все окна на улице Джуббонари. Со стуком открывались ставни, и целый хор голосов уже кричал:
– Сеттимио!
Они наконец-то узнали знакомый свист, и вся улица пришла в движение. Из дверей выскакивали родственники, друзья, знакомые… Я был просто в потрясении.
Маленькая толпа буквально внесла нас в дом Сеттимио. Нас сразу накормили, дали нам чистую одежду.
Воздух в доме наполнился праздником, все улыбались, обнимались. Все шло гладко, пока Сеттимио не огляделся по сторонам, словно ища кого-то, и не обернулся к матери:
– А папа? Где папа?
Лица у всех омрачились. Никому не хватало мужества ответить. Не помню, кто из них прервал молчание, но они рассказали, что отца Сеттимио схватили во время облавы, а потом убили в Адреатинских пещерах[13]. Мы поначалу не поняли, о чем идет речь, но потом выяснилось, что год назад в Адреатинских пещерах была проведена жестокая карательная акция.
Семья Сеттимио за эту войну прошла целый ряд жестоких испытаний: его самого арестовали и отправили в Аушвиц, отец был убит выстрелом в затылок, а старшая сестра после несчастий с отцом и братом перестала есть и умерла от анорексии через месяц после нашего приезда.
И воздух праздника быстро улетучился из дома Лиментани.
Я понял ситуацию и почувствовал себя здесь лишним.
Еще какое-то время оставался у них, но это были очень печальные дни. В доме началось бесконечное движение родственников депортированных, которые каждый день приходили узнать какую-нибудь информацию об обстановке, о лагерях. В еврейском гетто из каждой семьи хотя бы один человек пострадал во время облав и был отправлен в лагерь или убит. И люди приходили в надежде услышать хорошие известия. «Ты не видел, случайно, моего сына? О моем отце ничего не слышал? А брата моего ты помнишь?»
Помню, что приходил и дядя Пьеро Террачина. Сеттимио с ним знаком не был, и тогда я вышел вперед и отвел его в сторонку. Я рассказал ему, что Пьеро держался молодцом и я видел его в последний раз, когда он уезжал из Аушвица в русский военный госпиталь. Никаких новых сведений о нем у меня не было, но его дядя обрадовался уже самому известию о том, что он жив. Если не считать этих моментов, атмосфера в доме была невыносимая. Семья впала в полный раздрай, да и я почувствовал настоятельную потребность сосредоточиться и привести мысли в порядок. Я сказал Сеттимио:
– Поеду-ка я в Сан-Микеле. Там у меня будет койка и еда. А здесь я, похоже, лишний.
– Только смотри не исчезай.
– Не волнуйся. Мы еще увидимся. Я знаю, где тебя найти.
Но потом как-то так случилось, что мы потеряли друг друга из виду.
Я снова встретился с ним через много лет, в 1958 году. В это время мы с Зельмой находились в Бельгийском Конго с моим дядей Рубеном, его женой и тремя детьми. Я очень много рассказывал им о Сеттимио, о траншеях, о казарме в Ополе, о том, как мы пешком ушли к австрийской границе. Причем рассказывал увлеченно, с подробностями, пока они не перестали мне верить. Так всегда случается: чем больше деталей включаешь в рассказ, тем меньше тебе верят. И стоило мне упомянуть Сеттимио, как меня тут же поднимали на смех. Надо мной подтрунивали, словно я его выдумал и он был фигурой воображаемой.
В тот год мы с Зельмой и мои дядя и тетушка решили поехать отдыхать в Италию, в Остию. И однажды дядя Рубен сказал мне: «Давай съездим в Рим, мне надо посмотреть подарки для детей». Он хотел найти «шаддай», маленькие металлические пластинки, где выгравировано слово, от которого произошли все наши имена и которое по-еврейски означает «Всемогущий». Я ответил ему, что если отправиться в гетто, в район синагоги, то там наверняка можно будет что-нибудь найти. Я помнил, что много ювелирных лавочек расположено рядом с улицей Джуббонари. Мы вошли в одну из таких лавочек, и, пока мои дядюшка с тетушкой и Зельма ворошили сувениры, мне стало любопытно, живет ли еще здесь Сеттимио. И я спросил у хозяйки лавочки, крепкой, стройной женщины, не знает ли она случайно Сеттимио Лиментани. Много лет назад он жил на этой улице. Она немного подумала, но, судя по всему, это имя ей ни о чем не говорило.
То ли она мало подумала, то ли не придала большого значения моему вопросу, но только едва мы вышли из магазина, как она выбежала вслед за нами с криком:
– Лиментани Сеттимио, улица Джуббонари, тридцать!
– Совершенно верно, это он! – обрадовался я.
– Он мой родственник! И по-прежнему живет в старом доме, а работает сейчас в магазине тканей. Если пойдете туда сразу, наверняка его найдете!
Я ее поблагодарил и бросил на Зельму и дядю с теткой многозначительный взгляд: дескать, сейчас я вам его покажу и никакой он не воображаемый! Через секунду мы уже стояли перед витриной магазина.
Длинное темноватое помещение было завешено тканями. За прилавком стояли трое продавцов. Я обернулся к Зельме и шепнул:
– Он – тот, что в середине. Я уверен на сто процентов.
Мы все вчетвером вошли в магазин, и продавцы, конечно, приняли нас за покупателей. Я встал прямо напротив Сеттимио.
– Не узнаешь? – спросил я.
Я не успел