— Вот и отправляйся к себе, — резко сказал Байю.
Тайтелин задумалась. Потом отвлеклась на поднимающегося с пола Гвейле. Поглазела немного на него и посмотрела на командора.
— У меня нет сил, — объяснила она Байю. — Я еще посплю здесь, а потом вернусь. Очень устала.
Было тяжело подбирать слова, как будто она говорила на чужом языке, с непривычки медленно и неправильно составляя их в предложения.
Лицо Байю неожиданно резко исказилось — кажется, за такой небольшой промежуток времени для него было слишком много неповиновения.
Тайтелин услышала свист рассекаемого воздуха, потом возглас Гвейле.
Это было неприятно, как ожог при готовке. Тайтелин перевела взгляд на свою руку.
И разжала кулак, которым поймала плеть в полете. На запястье наливалась красным полоса от кончика плети, которая по инерции захлестнула ее.
— Я очень устала, — повторила она. — Не знаю, что со мной. Правда, командор Байю.
Тот взбешенно посмотрел в ответ, развернулся на каблуках и вышел, резко бросив через плечо.
— Вечером жду отчет, будь готова к наказанию.
— Так точно, командор, — запоздало ответила Тайтелин в захлопнувшуюся дверь.
Перед тем как снова свернуться на книгах, она выпила всю воду, которая стояла в узкой баклажке на столе Гвейле, и сказала ему, чтоб разбудил вечером.
«А сейчас-то что, — засыпая, подумала она, — утро или день? Или, может, вообще не стоило ложиться спать?»
Она уже не почувствовала, как Гвейле, очень осторожно двигаясь, снова перенес ее на свою лежанку из старых матрацев.
11. Пикник
На следующий день устроили пикник.
Пока Саша и Ярослав ездили в город работать, Степа скатался на машине за своей девушкой и уговорил ее присоединиться к компании. Маринка была не в особом восторге, но из уважения к старому другу скрывала это и только наедине с Сашей позволяла себе ворчать.
Нина была очень милой, но сложной девицей, у Саши она вызывала умиление, у Маринки презрение. «Наша тургеневская барышня» — говорила она о Нине. Невысокая, с короткими светлыми кудряшками и маленькими ямочками на круглых щеках, Нина была младше Саши, но по серьезности не уступала Аде.
— Барышня наша изволят скучать, — пробурчала Маринка. — Подвинься.
Саша потеснилась, и сестра влезла рядом с ней в широкое кресло. Сунула Саше кружку с пряным глинтвейном, подтянула коленки к подбородку и вздохнула.
— Да я бы лучше кофе, — с сомнением поглядывая на темно-красную поверхность вина, где плавала звездочка бадьяна, сказала Саша. — Утро все-таки.
Потом не удержалась и попробовала.
— Вкуснотища! А что ты добавила? Тут что-то непривычное.
— Перец и мед, — с гордостью отозвалась Маринка.
Потом снова скисла.
— Вы, говорит, что, только пьете и гуляете по участку? — сказала она, копируя мягкие удивленные интонации Нины.
— Не в бровь, а в глаз, — фыркнула Саша в кружку. — Скажи еще, что мы чем-то другим тут занимаемся.
— И ты туда же? Тогда не пей, оставь мне, эй-эй! Мы вообще приехали пообщаться друг с другом, давно не виделись. Никто не обещал культурную программу с посещением исторических памятников.
— Может, она думала, что у нас тут надо будет что-нибудь полоть? — предположила Саша, вспомнив давний разговор со Степой о его почти-теще и ее приусадебном хозяйстве.
Сестры посмотрели друг на друга, потом на открывающийся перед ними вид: газон с проклевывающейся зеленью, старые яблони, кусты роз и пионов и вымощенная плитками дорожка.
— Ужас, — сказала Марина, — с чего бы? Мама нам руки оторвет, если мы тут что-то полоть начнем без спросу.
— Давай что-нибудь интересное придумаем, — сказала Саша. — А то и правда скоро заскучаем.
— Ну например? — недовольно пробурчала Маринка. — Играть я не хочу. Пока вас не было, мы раз пять в монополию играли, и еще в какую-то настолку с городами, сапогами и какими-то переправами, я все время правила путаю. А в карты Степа не будет, потому что его барышня такие плебейские забавы не приемлет. В шахматы можно только двоим, и к тому же у нас не все фигуры остались.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Саша подумала и предложила пикник.
— Сходим к усадьбе. Проведешь экскурсию, — сказала она. — Вот тебе и культурный отдых.
И сестры неприлично загоготали. Заброшенную усадьбу они в детстве излазили вдоль и поперек, искали сокровища, а нашли только мусор и много разрозненной рваной обуви.
— Чего вы тут? — сонно спросил Пашка, облокачиваясь на спинку кресла над их головами. — Ржете как ненормальные. Саш, ты чего с утра уже за глинтвейн взялась?
— Это Маринкино, — тут же открестилась Саша. — Я просто кружку держу.
— Угу, и половину уже выхлебала, — захихикала Маринка. — Пашк, идем на пикник? Сейчас бутербродов наделаем, упакуем, пледы найдем какие-нибудь. И на усадьбу посмотрим. Пашка, помнишь усадьбу?
Пашкино лицо вытянулось. Еще бы он ее не помнил, сколько натерпелся: Маринка позаботилась перед первым его походом сочинить столько страшилок, что хватило бы на три таких места.
Степино лицо вытянулось почти так же, а вот Нина, наоборот, обрадовалась. «Если она еще будет хлопать в ладоши, как курсистка, я ее заведу в обрушенное крыло и оставлю», — кровожадно сказала Маринка на ухо Саше. «Не надо, Степка расстроится», — шепотом ответила Саша.
За ними наблюдал Алек. Он покачал головой, и русые волосы, в этот раз не собранные в пучок на макушке, скользнули на лицо.
— Когда вы так зловеще шепчетесь, — сказал он, — вы ужасно похожи. Просто как близняшки.
Саша и Маринка почти одновременно прищурились и фыркнули, так что Алек расхохотался.
— Не делайте так больше, — воскликнул он, — ну и жуть!
Погода была удачная, в самый раз для прогулки. Хотя Пашка переживал насчет ползущих с северо-востока туч, Маринка больше верила в прогноз погоды, не обещавший дождь.
Степа сдался еще на подходах. Он издали поглядел на облупленное здание, колонны и стены, увитые высохшими плетьми виноградовника и решительно отказался идти внутрь.
— Бывал я там, спасибо, больше что-то не хочется. А вот тут отличное место для пикника, смотрите, пригорочек какой, — сообщил он. — Бросайте вещи, я постерегу, и вам налегке будет проще.
Ада и Гриша решили остаться с ним. Нина сначала пробовала его уговорить, потом мученически вздохнув, сказала, что тоже останется — а как иначе, пара должна быть вместе. Маринка едва не взбесилась и почти силой поволокла ее наслаждаться культурным отдыхом.
Они достаточно быстро дошли до заросшего пруда, за которым стояла усадьба. Прошли мимо покосившегося столба с объявлением, что усадьба в скором времени будет отреставрирована. Маринка с видом заправского экскурсовода комментировала окружающее и насчет столба сказала, что ему лет пятнадцать, но Саше казалось, что больше.
Нина пришла в восторг, тем более, что Маринка вошла во вкус и серьезно рассказывала и об истории усадьбы, и об архитектуре.
Внутрь пришлось влезать через флигель, и Маринка, бодро вещая о неоклассицизме, ловко перепрыгивала через кучи мусора. Восторг Нины заметно увял, и Маринка добавила для атмосферы несколько страшилок из старого, опробованного на Пашке, запаса.
Алек и Пашка, которые шли рядом с ней, изрядно подпортили эффект, дружно фыркая над страшилками.
— Ничего, — утешила жавшуюся к ней Нину Саша, — там дальше должно быть покрасивее и чище, если конечно, местные не взломали проход.
— Какой проход? — спросил Ярослав, подавая Нине руку, потому что девушка постоянно спотыкалась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— В основную часть здания. Он вообще заколочен с той стороны и еще закрыт диваном, но мы с Маринкой знаем, где надо нажать, чтобы доски отошли. А диван нужно будет немного подвинуть и пролезть.
Нина скисла. Потом жалобно вздохнула.
— Я себе это немного иначе представляла, — сказала она.
Заметив, что Маринка уже щурится в их сторону, Саша постаралась втиснуться между Ниной и Ярославом. «Как будто он не знает, что Маринка не любит таких вещей», — сердито подумала Саша, предлагая Нине опереться на ее локоть.