Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока мы шли по улице, мимо нас в обратном направлении промчался грузовик, набитый вооруженными анархистами. Впереди на груде матрасов лежал растрепанный паренек, сжимая ручки легкого пулемета. Когда мы добрались до гостиницы «Фалкон», расположенной в конце Рамблас, в холле уже толпился народ. Была всеобщая суматоха – никто не знал, что нужно делать; кроме того, все были не вооружены, кроме нескольких бойцов из ударных частей, охранявших здание. Я перешел улицу и вошел в местный комитет ПОУМ, находившийся почти напротив гостиницы. На втором этаже, где обычно ополченцам выплачивали жалованье, гудела оживленная толпа. Высокий, бледный, довольно привлекательный мужчина лет тридцати в гражданской одежде пытался навести порядок, он раздавал ремни и коробки с патронами, сваленные в углу комнаты. Винтовок пока что не было. Доктора я не увидел – должно быть, его уже вызвали к раненым, зато появился еще один англичанин. Тут из внутреннего помещения высокий мужчина с помощниками вынесли охапки винтовок и стали их раздавать. На нас, англичан, смотрели с подозрением и поначалу винтовок нам не предлагали. Но тут пришел ополченец, знакомый мне по фронту, он узнал меня, и тогда нам без особого желания выдали винтовки и по нескольку обойм с патронами.
Вдали раздавались выстрелы, и улицы совсем опустели. Все считали, что по Рамблас сейчас пройти нельзя. Жандармы заняли удобные позиции и стреляли по каждому прохожему. Я рискнул бы вернуться в гостиницу, но многие полагали, что жандармы могут в любой момент напасть на здание местного комитета, и нам лучше оставаться на местах. Люди заняли все помещения и лестницы, они стояли небольшими группками даже на тротуаре у здания и возбужденно разговаривали. Похоже, никто толком не понимал, что происходит. Я знал только, что жандармы заняли телефонную станцию и другие стратегически важные здания и могли контролировать объекты, принадлежащие рабочим. Создавалось впечатление, что жандармерия преследует СНТ и рабочий класс в целом. Но на этом этапе, надо заметить, никто не обвинял в случившемся государство. Бедняки Барселоны видели в гражданской гвардии что-то вроде «черно-рыжих»[41] и верили, что жандармы действуют по собственной инициативе. Услышав, как обстоят дела, я почувствовал облегчение. Расстановка сил была понятна: с одной стороны СНТ, с другой – полиция. Я не питаю особой любви к «идеализированному» рабочему – порождению коммунистического сознания в буржуазном обществе, но когда вижу, как рабочий из плоти и крови вступает в конфликт с его естественным врагом – полицейским, я не задумываюсь, какую сторону принять.
Прошло довольно много времени, а в нашем конце города ничего не менялось. Мне не пришло в голову позвонить в гостиницу и узнать, все ли в порядке с моей женой: я был уверен, что телефонная служба прекратила работу, хотя, как выяснилось, она не работала всего пару часов. В двух зданиях собралось около трехсот человек – преимущественно бедняки с боковых улиц у набережной, среди них были и женщины, некоторые с детьми, и кучка маленьких оборвышей. Думаю, мало кто из них представлял, что происходит, они просто прибежали в ПОУМ, ища защиты. Там были находящиеся в отпуске ополченцы и несколько иностранцев. Я прикинул, что на руках у всех нас около шестидесяти винтовок. Комнату наверху постоянно осаждала толпа людей, требовавших винтовки и получавших только один ответ – винтовок нет. Молоденькие ополченцы, видевшие в ситуации возможность повеселиться, шныряли повсюду, пытаясь выманить или стянуть винтовку у тех, кому повезло. Довольно скоро один хитростью увел у меня винтовку и скрылся. И я опять стал безоружным, если не считать автоматический пистолетик с единственной обоймой.
Стемнело. Хотелось есть, но во «Фалконе», похоже, еды не предвиделось. Мы с приятелем решили добраться до его гостиницы, благо она была недалеко, и поужинать. На улице было темно и пустынно – ни души, стальные шторы опущены во всех магазинах. Баррикад еще не было. После долгих препирательств нас все-таки впустили в гостиницу, открыв замки и засовы. После возвращения в «Фалкон» я выяснил, что телефонная станция работает, и поднялся наверх, чтобы позвонить жене. Удивительно, но во всем здании не нашлось телефонного справочника, а я не знал номера «Континенталя». Наконец, обшарив комнату за комнатой, на что ушло около часа, я нашел путеводитель по городу, где оказался номер моей гостиницы. Поговорить с женой не удалось, но я застал Джона Макнейра, представителя ИЛП в Барселоне. Он успокоил меня: в гостинице никто не пострадал, и спросил, как дела у нас в местном комитете. Все было бы отлично, сказал я, только сигарет не хватает. Я просто пошутил, но тем не менее через полчаса появился Макнейр с двумя пачками «Лаки страйк». Он не побоялся пройти по темным улицам, где его дважды останавливали патрули анархистов и проверяли документы. Никогда не забуду этот героический поступок. Сигареты нас очень порадовали.
У каждого окна поставили вооруженного часового, а внизу на улице небольшая группа бойцов из ударного батальона останавливала малочисленных прохожих и проверяла документы. Подъехала, щетинясь винтовками, анархистская патрульная машина. Рядом с шофером сидела красивая темноволосая девушка лет восемнадцати с пулеметом на коленях. Чтобы убить время, я бродил по хаотично построенному зданию, ориентироваться в котором было невозможно. Тут был обычный беспорядок, искореженная мебель, клочки бумаги – похоже, неизбежные спутники революции. Повсюду спали люди, в коридоре на поломанном диване мирно посапывали две бедно одетые женщины с побережья. Раньше, до вселения сюда ПОУМ, это был театр-кабаре. В некоторых комнатах сохранились театральные помосты, на одном из них сиротливо стоял концертный рояль. Наконец я нашел то, что искал, – оружейный склад. Не зная, как пойдут события, я отчаянно нуждался в оружии. Я часто слышал, что соперничающие партии ПСУК, ПОУМ и СНТ-ФАИ заготавливают в Барселоне оружие, и потому не верил, что в двух главных оплотах ПОУМ хранились только те пятьдесят-шестьдесят винтовок, что я видел. Комната с оружием никем не охранялась, а дверь была настолько непрочной, что мне и второму англичанину не составило никакого труда ее взломать. Но, оказавшись внутри, мы поняли, что нам говорили правду: оружия не было. Тут остались лишь две дюжины малокалиберных винтовок устаревшего образца, несколько дробовиков и – никаких патронов. Я пошел в штаб и спросил, нет ли у них лишних патронов. Патронов не было. Одна анархистская патрульная машина привезла несколько ящиков с гранатами. Я захватил с собой парочку. Это были примитивные гранаты, они взрывались, если потереть верхушку чем-то вроде спички. Не исключено, что они могли сработать и сами по себе.
На полу спали люди. Где-то, не переставая, плакал ребенок. Хотя на дворе стоял май, ночь была холодная. На одном помосте бывшего кабаре по-прежнему болтался занавес. Срезав занавес ножом, я завернулся в него и так проспал несколько часов. Помнится, сон мой был неспокойный: я боялся, что, если начну ворочаться, эти проклятые гранаты могут разорвать меня на куски. В три часа ночи меня разбудил высокий красивый мужчина – по-видимому, глава обороны, – выдал мне ружье и поставил дежурить у одного из окон. Он сказал мне, что начальник полиции Салас, ответственный за попытку захвата телефонной станции, заключен под стражу. (На самом деле, как мы узнали позднее, его всего лишь сняли с поста. Тем не менее эта новость подкрепила общее мнение, что жандармерия действовала самовольно.) На рассвете люди стали возводить на улице баррикады: одну – у входа в местный комитет, а другую – у гостиницы «Фалкон». Улицы Барселоны вымощены квадратным булыжником, из которого легко построить стену, а под ним – гравий, им удобно набивать мешки. Удивительное это занятие – возведение баррикад, – все бы отдал, чтобы это сфотографировать. За серьезно задуманное дело испанцы принимаются со страстной энергией. Длинные ряды мужчин, женщин и даже маленьких детей выворачивали булыжники, грузили их на неведомо где добытую тачку, тащили, пошатываясь, тяжелые мешки с гравием. В дверях местного комитета стояла девушка, по виду немецкая еврейка, она утопала в форменных штанах ополченца и, улыбаясь, смотрела на эту картину. Через пару часов баррикады были в человеческий рост, у амбразур стояли часовые, а за одной баррикадой развели огонь и жарили яичницу.
У меня опять отобрали винтовку, и делать мне было нечего. Мы с англичанином решили вернуться в «Континенталь». Вдалеке продолжали стрелять, но на Рамблас было спокойно. По дороге мы заглянули на рынок. Торговали только на нескольких прилавках – их осаждала толпа людей из рабочих кварталов к югу от Рамблас. Только мы вошли на рынок, как снаружи так сильно громыхнуло, что стеклянная крыша дрогнула, и народ кинулся бежать. Впрочем, несколько торговцев остались на месте. Нам удалось выпить по чашечке кофе и купить кусок овечьего сыра, который я втиснул между гранатами. Спустя несколько дней этот сыр очень пригодился.