школы: записи группируются в редакции, устанавливается, что задавать загадки может царь, король, президент, папа, епископ и т. д., в одном случае – профессор. Загадка задается аббату монастыря (это чаще всего), монахам, епископу, кардиналу, священникам, придворным и т. д. Отвечают мельник, пастух, пономарь, мужик, солдат и т. д. (всего около 40 разных случаев). Чрезвычайно велики число и разнообразие задаваемых задач: здесь не только вопросы о числе звезд, о том, сколько царь стоит и что он думает, но также: как далеко до неба, как глубоко море, сколько капель в море, далеко ли от счастья до несчастья – всего 17 повторяющихся и около 65 только однажды встреченных вопросов. Наиболее часто встречающиеся разновидности сказки считаются основными, или древнейшими («архетип»), остальные – производными. Устанавливается, у каких народов какие формы и сочетания встречаются («экотипы»), и отсюда делаются выводы о родине сюжета и его странствиях. Учитывается, сколько раз у каждого народа сюжет был записан.
Однако для советского исследователя эти доводы, основанные на статистических вычислениях, не убедительны. C моей точки зрения, ни один сюжет не может быть изолирован от других. Совершенно не учтено идейное содержание сюжета. Он – свидетельство ярких противоцерковных настроений, враждебного отношения к духовенству. Интересно, что у католиков, православных и лютеран, а также у магометан и евреев этот сюжет имеет одинаковую направленность.
К числу сказок о ловких или удачливых отгадчиках относится и сказка «Знахарь» (тип 1641, Аф. 379–381). Герой ее, «бедный да продувной мужик», промышляет тем, что крадет лошадей, холстину и прочее и прячет их, а затем прикидывается знахарем и указывает, где найти ворованное. Слава о нем доходит до царя, у которого пропал жемчуг, кольца. Он зовет этого знахаря. Царь приказывает его запереть, чтобы он ворожил. Знахарь попадает в трудное положение и думает, что теперь его плутовство должно обнаружиться. Но этого не происходит. Совершенно случайно ему действительно удается найти воров. Вариантов много, и об этой удаче рассказывается по-разному. В одном из них лакей, укравший кольцо, подслушивает, подсматривает, как будет ворожить знахарь. Знахарь говорит: «Попался, дружок», – говоря это о себе. Но вор думает, что он говорит о нем и все рассказывает знахарю. Они входят в сговор. Вор указывает, где спрятано кольцо, но просит не выдавать его. Царь богато награждает мужика. В некоторых вариантах вор не один, а их трое. Иногда царь еще дополнительно испытывает плута: он приглашает его к своему столу, подает к столу закрытую миску и предлагает угадать, что в ней. Мнимый знахарь отвечает какой-нибудь поговоркой («Попался, как кур во щи») и опять удачно. В миске оказываются щи с курой. Царь богато награждает и отпускает знахаря.
Герой этой сказки – доведенный до отчаяния бедняк, которому сопутствует необычайная удача. Вводный эпизод с прятанием лошадей характерен для русских версий. Герой здесь – плут, но плутует он от бедности. Именно такому герою благоприятствует судьба. Поэтому удача его при внешней случайности внутренне не случайна. Судьба возносит не мудрого и кроткого, как в сказках предыдущей группы, а в какой-то степени сильного и ловкого, не покоряющегося своей обездоленности.
Сказки о ловких ворах. Сказки о ловких ворах легко выделяются в особую группу бытовых, или новеллистических, сказок. Следует, однако, сразу же оговорить, что героев этих сказок никак нельзя сопоставлять с действительными ворами, уголовниками каких бы то ни было времен или эпох русской жизни. Сказки эти возникли не как рассказы о реальных ворах, а совершенно иначе. Некоторые из них обладают несомненным морфологическим родством с волшебными сказками. Можно показать, что в основе этих сказок также лежит мотив трудной задачи: вор совершает кражу не по доброй воле, а по чужому заданию и артистически справляется с ним. Это мы увидим, когда ознакомимся с сюжетами этого цикла.
Интересно отметить, что воровство, кража, хищение играют огромную роль уже в наиболее архаических волшебных сказках. Подобно тому, как трудные задачи оказались такой клеткой сказочного организма, которая способна к самостоятельной жизни и новообразованиям, такой же клеткой оказывается мотив похищения. В волшебной сказке похищение играет двоякую роль. C одной стороны, похитителем является антагонист героя – змей, похищающий девушек, братья, похищающие у него волшебные средства, и т. д. C другой стороны, похитителем является сам герой. Похищение ведет к контрпохищению. Даже в тех случаях, когда нет начального похищения, а есть отправка на поиски, герой добывает искомое путем похищения. Он похищает жар-птицу, златогривого коня и Елену Прекрасную в сказке о жар-птице. В сказке о молодильных яблоках он похищает яблоки и живую воду. Дети похищают у Бабы-яги волшебный платочек, гребешок, пузырек и т. п. Герои подобных сказок с полным правом могут быть названы «ловкими ворами». Отличие этих «воров» от таковых же в новеллистической сказке состоит в том, что в волшебной сказке предмет поисков добыт из иного мира, тридесятого царства, что добыча совершается при помощи магических средств (волшебных предметов или помощников, оборотничества, заклинаний, усыпляющих стражу, и проч.), что предмету добычи свойствен волшебный характер (молодильные яблоки) и что нигде, кроме иного мира, этот предмет добыт быть не может. Эти мотивы имеют большую древность, восходя к представлениям, что первые вещи, первые семена, а также искусства и ремесла, равно как и культы, приносятся героями, благодетелями людей из иного мира. К похитителям принадлежит и Прометей, похищающий огонь с неба и приносящий его людям. Античность дает пример деификации (обожествления) вора в лице бога Гермеса, укравшего еще в пеленках пятьдесят голов божественного стада, которое пасет Аполлон. Гермес – воплощение хитрости, бог-вор, но характерно, что именно он является посредником между двумя мирами, он же – бог изобретений, письма, чисел, ловкой речи и торговли. В новеллистической сказке нет противопоставления двух миров, нет волшебного характера похищаемого предмета и способа хищения, а героизация идет по той же линии, по какой она идет в сказках о ловких отгадчиках: обворованным всегда оказывается лицо, социально враждебное герою. В отличие от ловких отгадчиков, ловкий вор не извлекает из своих действий никаких материальных выгод. Он артист своего дела, и своими действиями удовлетворяет элементарное чувство справедливости, посрамляя и одурачивая сильных мира сего.
Исторически понятие похищения как неправомерного и предосудительного акта могло появиться только тогда, когда появилась частная собственность. Присвоение, взятие того, что дает природа и что не принадлежит никому, есть наиболее элементарный акт первобытного хозяйствования. Но когда появляется частная собственность, акт присвоения, с точки зрения собственника, есть акт аморальный, с точки зрения же неимущего, он есть простой акт восстановления попранной справедливости. Этим объясняется, что в сказке обворованный всегда принадлежит к