Но когда они прекратятся, он поставит на проверку одну из двух больших турбин станции. У него нет сомнения, что она пройдёт успешно и через несколько месяцев станция заработает и начнёт снабжать потребителей электричеством.
Он попросил секретаря отправить письмо, и весь день провёл в раздумьях и переговорах с
инженерами.
Но погода, улучшения которой Рутенберг ожидал, ему изменила. На следующий день после посылки письма, в пятницу утром 13 февраля, огромная волна прорвала дамбы. Они не предназначались для приёма такого большого количества воды. Ему позвонил начальник строительства и сообщил о мощном наводнении на Ярмуке. Струи дождя текли по оконному стеклу. Но они не мешали ему наблюдать за разбушевавшейся стихией. Он видел мощные потоки воды, крушившие казавшиеся монолитными стены плотин. Силы небес на глазах рвали на куски его детище, с которым были связаны все его планы и надежды. Горечь и отчаяние наполнили его душу и перехватили дыхание. Нельзя показывать людям свою беспомощность и слабость, подумал он. И взял себя в руки. За четыре года вложено столько труда и сил. Повреждения и разрушения можно восстановить. Станцию обязательно запустим. Нужно подождать, пока стихия прекратит своё буйство. Тогда пройдём по станции.
Он разделся и лёг в постель. Уснуть не удавалось почти всю ночь. Только перед рассветом накопившаяся за ночь усталость провалила его в тревожный сон. К утру наводнение стало спадать. Рутенберг позвонил начальнику строительства и инженерам. После завтрака они вошли на территорию станции. В стенах одной из дамб разрыв составил около тридцати метров. Прорвались от напора воды и сливные траншеи. Водопад высотой четырнадцать метров ударил по трансформаторной подстанции. Все три трансформатора были повреждены.
Рутенберг собрал всех в комнате заседаний. Он видел их озабоченные печальные лица. Они нуждались в поддержке и утешении.
— Товарищи, вчера мы были свидетелями драмы, порушившей наши мечты. С тех пор, как в конце прошлого века турки стали заниматься водным хозяйством Эрец-Исраэль, таких наводнений не наблюдалось. Несколько лет назад я пересмотрел данные по Кинерету, Иордану и Ярмуку и сделал перерасчёт. Он заставил меня усомниться в способности дамб сдержать такие потоки. Я изменил размеры и прочность дамб. Мы построили дамбы, позволяющие принимать до 1000 кубометров воды в секунду. Но природа не была к нам милосердной. Волна, пришедшая из долины реки Ярмук, двигалась со скоростью 1200 кубометров в секунду. После такого удара в русле реки установился поток воды 600 кубометров в секунду. Такого наводнения не предполагал никто. Дамбы такого напора не выдержали. Водопад высотой 14 метров разбил оборудование трансформаторных подстанций. Такова картина на сегодня. Я прошу вас, товарищи, провести измерения объёма повреждений и доложить мне. Яков, какова предварительная оценка восстановительных работ?
— Думаю, Пинхас, стоимость затрат на ремонт всех сооружений и подстанции не менее 40 000 лир стерлинг.
— Мы уже потратили больше миллиона. Надеюсь, эту сумму в Британии я получу. Сколько времени, по-вашему, потребуется для восстановления станции?
— Не менее восьми месяцев, Пинхас, — сказал Шимон, начальник строительства.
— Так не будем терять драгоценное время. Начинаем работать. Станцию, товарищи, мы всё равно запустим.
Весь день прошёл в разговорах. В его кабинет заходили инженеры, прорабы и мастера. К концу дня у Рутенберга были уже все данные о повреждениях и способах их устранения. Он понял, что для пуска предприятия в эксплуатацию потребуется ещё один год. Его, конечно, удручала необходимость сообщить о происшедшем совету директоров. Вечером с тяжёлым сердцем он написал Редингу письмо. Утром оно было отправлено.
Весть о стихии стремительно разнеслась по стране. Воспрепятствовать этому Рутенберг не мог. Он прекрасно сознавал, как известие о разрушениях на станции воспримет еврейское население. Он не сообщил об этом и брату, полагая, что для него сейчас важней растить сына и помогать жене. Но брат приехал уже на следующий день.
— Я тебя не звал, Абрам, — произнёс Рутенберг, увидев его. — Ты нужен своему сыну. Станция — это моя затея и моя головная боль.
— Дома всё в порядке, Пинхас. В компании тоже. Тебе привет от Фаины. Пиня у нас была и тоже кланяется. По-моему, она очень жалеет, что отказала тебе. Мне об этом сказала жена.
— И что здесь будет делать Пиня? Я занят с утра до ночи. Такой удар по нервам. Я ей предлагал работу на станции. Она не захотела. А дважды в одну и ту же реку не войдёшь.
— Очень жаль, Пинхас. Я привёз фотографии. Вот, посмотри.
Он протянул ему несколько снимков. Рутенберг взял их, стал рассматривать, и улыбка пробежала по его лицу.
— Славный мальчик, весёлый. Да и вы с женой хороши. Ну ладно. Будешь жить у меня. Но я всё равно отошлю тебя домой.
Братья обнялись, и разговор постепенно перешёл на проблемы станции.
Ответ лорда Рединга, как и ожидал Рутенберг, не был слишком утешительным. Лорд, конечно, выразил сожаление. Он написал, что возникшие неприятности создали компании большие финансовые трудности. Ожидание владельцев акций получить прибыль на вложенный ими капитал не сбылось. Он даже намекнул, что сейчас, когда прогнозы Рутенберга и его инженеров оказались ошибочными, возможно, некоторые из акционеров потребуют остановить деятельность на станции до тех пор, пока не будет получен ещё один отзыв специалистов.
Отмена ввода станции, по крайней мере, на год нарушила все финансовые прогнозы компании. Владельцы акций ожидали дивиденды. А сейчас не только не получили прибыль — их просят инвестировать дополнительный капитал на устранение повреждений. Лорд Рединг обратился к акционерам, но вскоре пришёл к выводу, что денег они не дадут. Он обратился к американским еврейским учреждениям. Но и здесь спасать Палестинскую электрическую компанию не торопились. Тогда он написал Варбургу, что у него нет другого выхода, как обратиться на финансовый рынок Сити и попросить ссуду. Новые вкладчики, объяснил он, будут требовать представительства в руководстве. И образ электрической компании, как национального еврейского бизнеса, будет потерян.