бессмысленности его участия в Национальном комитете. В нём всё больше утверждалось намерение оставить любую политическую деятельность. Он даже подумал сообщить о своём увольнении по возвращении в Эрец-Исраэль. Но в коротком письме своим приятелям в Иерусалиме он умолчал об этом. Только поведал о плохом физическом состоянии и о своём желании выехать на отдых в какой-нибудь европейский санаторий. Он известил о выезде из Лондона двадцать третьего июля и намерении встретиться в Париже с бароном Эдмундом де Ротшильдом, Вейцманом и Феликсом Варбургом.
На континент Рутенберг выехал вместе с Вейцманом. Их отношения были сложными. Но в эти дни они даже примирились и находили удовлетворение в разговорах о жизни и еврейской судьбе. В беседах в Париже прояснились, однако, их принципиально различные воззрения о том, как теперь относиться к британскому правительству. Тогда и решил Рутенберг политическую деятельность пока не оставлять.
Брат в августе послал ему на курорт телеграмму о пополнении в его семье и о рождении сына. Пинхас сразу же ответил и поздравил Абрама. Но его отдых и лечение в Швейцарии продолжились дольше, чем он предполагал. Он задержался в Европе на пять недель и прибыл в Хайфу только 9 сентября.
Его появление в конторе электрической компании вызвало среди сотрудников ажиотаж. Они хорошо знали и уважали его, высоко ценили, как талантливого управляющего и инженера. И небыли удивлены назначением его президентом Национального комитета. Многие не ожидали его внезапного возвращения, полагая, что деятельность руководителя ишува более желательна для него. Ему было на кого оставить компанию. Он сам подбирал и принимал на работу ближний круг людей, которые управляли отделами и на которых он мог положиться. Брат многие годы находился рядом с ним и несколько лет назад Пинхас назначил его своим заместителем. В компании уже работали сотни инженеров и техников и тысячи квалифицированных рабочих. Но только его брат знал о постигшей Рутенберга неудаче и глубоком разочаровании в деятельности, в которой видел инструмент для преобразований и реформ.
Пинхас зашёл в кабинет Абрама, когда он говорил с кем-то по телефону. Лицо брата преобразилось гримасой удивления.
— Ну, Пинхас, не ожидал, — произнёс он, обнимая его за плечи. — Ты когда приехал?
— Сегодня утром. И сразу сюда. Почувствовал вдруг, что соскучился. Соскучился по делу, которое всегда любил. Рассказывай, что у вас.
— Строительство в Нахараим завершается. Есть, конечно, проблемы. Две недели назад был там. А потом, ты же знаешь, я должен был находиться в Хайфе. Роды прошли в больнице, в которой Фаина главный врач. По высшему разряду.
— Хотел приехать на брит-милу и даже держать ребёнка на руках во время обрезания. Но жутко устал от бесконечных разговоров. Как назвали мальчика?
— Давидом.
— Прекрасное имя, брат.
— Приходи сегодня к нам. Фаина будет рада. Я ей сейчас позвоню.
Он набрал домашний номер.
— Фаня, это Абрам. Знаешь, кто у меня сейчас в кабинете? Пинхас. Сегодня сошёл на берег и сразу к нам. Попроси Веред что-нибудь приготовить. Я приду с ним. Он хочет увидеть племянника.
Абрам вернул трубку на телефонный аппарат и взглянул на брата.
— Жене помогает домработница, молодая женщина.
— Это правильно, — произнёс Пинхас. — Тебе и Фане нужно заниматься тем, к чему у вас есть призвание.
Он сел на стул и посмотрел в окно. Оттуда в комнату проникали горячие лучи света. Голубое безукоризненной чистоты небо распласталось над городом и уходящим за горизонт заливом.
— Завтра, наверное, отправлюсь на Иордан. Хочется окунуться в работу. Акционеры ждут окончания строительства и своих дивидендов.
— Я поеду с тобой.
— Не надо, ты уже наездился. Фаине сейчас трудно. Она нуждается в твоей поддержке.
Он вышел из кабинета и прошёлся по коридору. Все, кто встречался ему, улыбались и приветствовали его. Он в ответ жал им руки и дружески хлопал по плечам.
В доме младшего брата с рождением сына всё переменилось. Пинхас сразу почувствовал это. Миловидная Веред успела приготовить и накрыла на стол. Фаина дала ему на руки мальчонка, который улыбался ему и касался пальчиками его лица. Его сердце отозвалось тихой печалью. Он вспомнил, как много лет назад носил на руках своих сыновей. А потом Валю, которую с нежданной отцовской нежностью называл Вавой. Всё осталось в далёком прошлом. Теперь он одинок и нездоров. Встреча с Анной, возможно, поставила на его личной жизни большую конечную точку. Она бы никогда не согласилась разделить с ним его жизнь в этой стране, которую любил и неистово желал сделать лучше. Пиня права. Он безнадёжно женат на Палестине.
Ночевал Рутенберг у себя в квартире, а на следующее утро выехал в Нахараим. В Иорданской долине в сентябре всегда жарко. Но в его большом доме в посёлке Тель-Ор прохлада сохранялась весь день. Из окон дома хорошо просматривалась почти вся территория строительства. Там несколько раз в неделю он проводил совещания. Три года назад он сам определил его место. Работа отвлекала от воспоминаний о драме, которую пережил в Лондоне. Лишь в конце дня он переживал своё одиночество. Он понимал, что Пиня не та женщина, которая была готова посвятить ему свою жизнь. Он поднимался рано, выходил из дома, шёл в рассветной дымке в большую столовую, где завтракал вместе со служащими, инженерами и мастерами. Он был доволен: строительство близилось к завершению. Проблемы, которые всякий раз возникали, он решал вместе с его специалистами. Ему звонил из Иерусалима Бен-Цви и сообщал о предстоящем заседании исполкома и повестке дня. Рутенберг давал советы и ссылался на сложное положение на электростанции.
Уже в Европе он узнал об окончании двухмесячной инспекционной поездки Хоуп-Симпсона в Эрец-Исраэль. Он был направлен туда Пасфилдом для расследования обстановки, вызвавшей в 1929 году массовые беспорядки, и проверки выводов комиссии Шоу. Либеральный политик, член британского парламента, Джон Хоуп-Симпсон