Вечером после тренировок и ужина, Тайтелин стащила лампу из кухни и отправилась на чердак.
Тут никто не бывал, кроме нее, даже Байю прошел всего раз, когда знакомился с домом. Никому больше она и не показывала, как подняться наверх.
На чердаке можно было нормально находиться только в теплую погоду — сквозь щелястые стены и рассохшиеся рамы слуховых окон вечно дул сквозняк. В детстве Тайтелин тайком от тетки выбиралась через них на крышу и сидела между башенок, увенчанных флюгерами, и люкарн.
Тетка когда-то складывала на чердаке старые вещи — аккуратно, будто бы они могли пригодиться. Одежда была уложена в деревянные сундуки с плотными тяжелыми крышками. Для запаха и от насекомых между слоями клались лиловые куски цветочного мыла. Тайтелин покопалась в сундуках, стараясь не нарушить порядок, потом отодвинула в сторону несколько старых стульев и ящик с разрозненной посудой из разных сервизов и открыла огромный платяной шкаф. Темное с золотыми слоями дерево нещадно заскрипело. Тайтелин до слез расчихалась от пыли, зато нашла то, что искала — пару одеял и тонкий матрац.
Скидывая одеяла вниз с чердачной лестницы, Тайтелин задумалась, не отнести ли их на западную веранду в вечное солнечное прошлое, чтобы просушить, но решила не дразнить время и закинула их на один из балкончиков третьего этажа.
Через сутки она притащила все еще пыльные, но сухие одеяла в комнату Гвейле. Потом сходила за матрацем.
— Она старая, — сказала Тайтелин, увенчивая гору одеял свертком с одеждой. — Ей, наверно, лет пятьдесят, но тебе на смену же что-то нужно.
Гвейле со странным выражением смотрел на все это.
Тайтелин с досадой цокнула языком.
— Простыни я не стащила, — сказала она. — Забыла. Если одеяла будут прям совсем пыльные, выбей их, ну… над колодцем с маятником, наверно, выбей.
Гвейле вдруг засмеялся.
— Лин, в жизни мне еще не предлагали ничего настолько абсурдного — выбивать пыль рядом с маятником Больших часов, — он запнулся и продолжил более ровно. — Но… Ты прости, я… не могу забыть, что я тут пленник. Сказал бы спасибо, но за что? Это ты меня затащила сюда.
Тайтелин скривила рот, хотя обиды не почувствовала. Гвейле говорил правду, и это ей нравилось.
Она пожала плечами и ответила:
— Много ли отличается твое житье здесь от того? Ну… друзей нет, да. Хотя этот твой Элве Как-там-его, не особо такой веселый парень. И вы постоянно выходили во двор, потому что у вас там задохнуться можно было в ваших кабинетиках-комнатушках.
— Человеку нужно двигаться, а здесь я вообще заперт в одной комнате.
— На этаже, — поправила его Тайтелин. — Командор Байю разрешил тебе ходить на цокольных этажах. Ну… если хочешь, я спрошу, можно ли погулять по пляжу.
Не замечая воодушевившегося лица Гвейле, Тайтелин вслух задумалась:
— Но сейчас там подменышей, как медуз в южном море. Придется брать с собой еще кого-то, чтобы можно было спокойно погулять… Что?
Гвейле моргнул.
— Н-нет, — сказал он. — Ничего. Я не хочу гулять.
Из-за сдвинутого графика, постоянных беспорядочных тренировок и стычек с нервничающими товарищами Тайтелин терялась во времени. Как-то забыла принести пленнику вовремя обед и сама не поела, и потому прихватила на кухне сразу две порции. Гвейле блекло посмотрел на нее, когда она зашла с мисками, и снова уткнулся в свои книги и записи.
— Убирай, а то поставлю прямо сверху, — сказала Тайтелин.
Вздохнув, Гвейле послушался. Он немного удивился, увидев, что мисок две, и еще больше удивился, когда Тайтелин села в углу на пол, скрестив ноги, и принялась есть.
Он медленно, через силу, глотал густое варево, которое сегодня сделал Бурен, потом отставил полупустую миску в сторону и спросил:
— Ты… ешь то же самое?
— Все едят одно и то же, — пожала плечами Тайтелин.
— Я думал, вы специально мне даете… такое.
Гвейле помедлил, потом негромко сказал:
— Тайтелин, я могу попросить о другой пище? Я не в состоянии это есть. У меня начал болеть желудок, и я… у меня воспаление слизистой желудка, и дальше будет только хуже, лекарств у меня нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Тайтелин хотела было резко ответить, потому что не любила слушать жалобы, но задумалась. Вряд ли Байю будет рад, если ценный пленник загнется от болей в животе.
— У нас нет другой пищи, — пробурчала она. — Для Верхнего круга мы готовим по очереди, Байю требует, чтобы только мы имели доступ на кухню. Для Младшего круга готовят ученики, но я не знаю даже, хуже или лучше.
Гвейле некоторое время неподвижно глядел на нее и явно старался сдержать какие-то слова.
Тайтелин вспомнила столовые в их Филиале. Просторные помещения с целым цехом для готовки, а не кухонькой во флигеле, как у них. Куцым, но все же меню из нескольких блюд на день. Может быть, даже у них там сбалансировано и полезно, кто его знает.
— У вас такое же все безвкусное, — сказала она. — Какая разница?
Гвейле некоторое время молчал, глядя на нее, потом отвел глаза.
— Лин, ты чувствуешь вкус? — тихо спросил Гвейле. — Этот суп пересолен и в нем столько острой приправы, что у меня жжет во рту.
Тайтелин посмотрела на свою миску и допила бульон через край. Язык жгло, это да. Она попробовала вспомнить, когда в последний раз чувствовала хотя бы какое-то ощущение на языке, кроме жжения.
Бесполезно. Это было слишком давно.
Может, дело в том, что никто не умеет толком готовить. Разве что Намарна… Но она никогда не приходит на кухню, слишком много дурного она помнит и никак не простит жизни все то, что с ней, Намарной, случилось. Может быть, она свою семью вспоминает и дом, а следом и то, что от всего этого остался только искалеченный, неполный Нана.
— У нас никто готовить не умеет хорошо, нет поваров, — сказала Тайтелин. — Я передам Байю о чем ты просил, но не жди ничего.
Гвейле прикусил губу, явно обрадовавшись, что она прислушалась к его просьбе.
— Рецепты! — выпалил он. — Я могу написать для вас рецепты, как и что надо обрабатывать и по этапам готовить. Я тоже не повар, но когда… до всего… раньше жил один и все делал сам.
Несколько раз Тайтелин сталкивалась на цокольных этажах с Геррёг. Девушка бродила по коридору и недовольно шипела в ответ на вопрос, что она там делает.
Вообще с Геррёг у Тайтелин были неплохие отношения. Это если считать, что Тайтелин — и еще может, Намарна с Наной, — были единственными, с кеми Геррёг не дралась.
Тайтелин было неприятно думать, что для Геррёг ничего не сделать. Ей ничего не нужно было: ни книг, ни игрушек, ни еды, и из очередных походов в город Тайтелин никогда ничего ей не приносила.
Иногда она ходила ночи напролет по дому, измотанная, бледная, с темными кругами под глазами. Тайтелин однажды отловила ее, думала, что у Геррёг что-то болит. Пока они сидели рядом и Тайтелин расспрашивала ее, Геррёг заснула, уронив голову ей на плечо.
Она не говорила, никогда не говорила о себе, и Тайтелин не знала, чего она боится или почему не может иногда спать в одиночестве. Когда она попробовала узнать у Байю, он отговорился тем, что у Геррёг нарушение сна, и сказал не прогонять ее.
Тайтелин и без приказа не стала бы.
Но Геррёг на самом деле было ничем не помочь, и с каждым месяцем становилось все хуже, она дичала, словно зверь.
Тем более было странно, когда Тайтелин узнала, что Байю недавно дал Геррёг двух учениц из Младшего круга. Не то чтобы странно было учеников назначать, так делалось время от времени, Тайтелин и сама однажды учила одного. Странно было, что их назначили Геррёг.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Думаю, это правильно, — сказала Намарна, выслушав недоумения Тайтелин. — Девочке нужно помнить, что она человек. А то делает каждый день одно и то же, совсем закручивается в своем безумии. Так, может, встряхнется. Тяни с той стороны, Лин, надо снять магазин и внутри почистить.
Это была длиннющая речь для Намарны, и Тайтелин только согласилась, покивав в ответ. Нана подал ей банку с оружейным маслом и тоже кивнул, то ли благодаря за то, что она помогает с чисткой ружей, то ли соглашаясь с матерью.