и патриархальных отношений. Все это только намеки, конспективно и отрывочно изложенные мысли, но и эти отрывки показывают, насколько глубже взгляды Веселовского, чем построения английских антропологов. О «единстве психики» уже нет речи. Если труды английских антропологов только пролагают путь к материалистическому пониманию фольклора, оставаясь по сути еще идеалистичными, то Веселовский уже делает первый шаг по этому пути. Веселовский не столько следует направлению антропологической школы, сколько преодолевает его.
В остальном же в русской науке имели место только отдельные, спорадические отражения этого течения у ученых, в целом принадлежавших к другим направлениям. Л. Ф. Воеводский, развивавший идеи мифологов на античном материале, в своей книге «Каннибализм в греческих мифах»[877] отыскивает в греческих мифах следы первобытной действительности. Один из этюдов М. Н. Комарова в его книге «Экскурсы в сказочный мир»[878] посвящен не солнечным мифам (как это было у мифологов), а первобытным представлениям о крови и их отражению в фольклоре («Одно из эпических представлений о значении крови»). Более последователен А. И. Кирпичников, который на изученном им материале видит самостоятельное возникновение одинаковых сюжетов у разных народов, при этом подчеркивает не психологическое единство, а одинаковые условия жизни [879]. Н. Ф. Сумцов собрал свои мелкие заметки по этнографии и фольклору в книге «Культурные переживания»[880]. Следам первобытной культуры в сказках посвящена специальная статья Е. Н. Елеонской «Некоторые замечания о пережитках первобытной культуры в сказках»[881].
В дореволюционной русской науке вопросы первобытной культуры не могли быть актуальными при изучении фольклора. Только после революции ‹…› труды антропологов-этнографов оказались весьма нужными и полезными для построения советской фольклористики и для культурно-просветительной работы. Были переведены некоторые работы Фрэзера и Леви-Брюля. В этих работах для нас важны не метод и не мировоззрение, а обилие конкретных материалов и правильно установленных связей ‹…›
Проблема стадиального развития
1. Постановка проблемы
‹…› Под принципом стадиального изучения мы понимаем изучение развития общества по стадиям, определяемым совокупностью материальной, социальной и духовной культуры, где явления духовной культуры оказываются производными, надстройкой над социально-экономическим базисом. Развитие совершается закономерно, с исторической необходимостью. Однако один и тот же общественный закон у разных народов проявляется по-разному, и развитие происходит у них не с одинаковой быстротой. Развитие мы определяем не с точки зрения хронологии, а с точки зрения его уровня и форм на каждой стадии.
Зародыши такого понимания мы находим в отдельных случаях уже и в старой науке в лице ее наиболее передовых представителей. Так, в курсе лекций, читанных в 1884 г., Веселовский говорит: «Можно с уверенностью сказать, что гомерические поэмы стоят на более поздней стадии развития, чем современная народная поэзия»[882]. Это значит, что фольклорные памятники, записанные поздно, иногда в XIX или XX веке, хранят следы более ранних стадий своего существования. Но фольклор не остается неизменным в течение своего, иной раз тысячелетнего существования. На нем отлагаются следы и более поздних стадий вплоть до современности. Мы назвали бы это явление полистадиальностью. Задача науки состоит в том, чтобы расслоить памятники по их исторически сложившимся элементам, начиная от древнейших и кончая современными. Соотнесение их с социально-экономической базой позволит определить их генезис и причину видоизменений, отмираний и новообразований.
Из всего изложенного видно, что явление сходства не составляет проблемы. Скорее было бы необъяснимым отсутствие такого сходства.
2. Работы советских ученых и их предшественников
Для изучения фольклора по изложенным принципам особую ценность представляют исследования сказки на различных ступенях общественного развития.
Изучение творчества первобытных народов зарубежных стран не ощущалось в русской науке как настоятельно необходимая задача. Но в европейской науке, как мы видели, сделано чрезвычайно много. ‹…› В наши задачи не входит характеристика изучения малых народностей русской наукой. (Мы можем здесь только указать на принципиальную возможность такого изучения.) Как наиболее важные упомянем собрания В. Г. Богораза (Тана) по чукотскому фольклору, Л. Я. Штернберга – по гиляцкому, Иохельсона – по юкагирскому, И. А. Худякова и С. В. Ястремского – по якутскому. Материалы (кроме худяковских) сопровождаются вводными статьями и комментариями. Характерно, что все названные собиратели и исследователи были политическими ссыльными. Их работы имели значение как переведенные и прекрасно изданные материалы для будущих исторических обобщений. После революции эта работа продолжалась и велась достаточно интересно. Собственно исследования первобытных материалов в русской науке до революции также были представлены слабо, на отдельных работах сказалось влияние антропологической теории (см. выше).
Принципиальная важность такого изучения была осознана только после революции. Впервые в русской литературе на связь сказки с первобытными обрядами указал С. Я. Лурье в своей работе «Дом в лесу». Эта работа посвящена мотиву живущих в лесу братьев или разбойников, к которым приходит девушка, а также дому людоеда в сказках типа «Мальчик с пальчик» и ряду мотивов, примыкающих к ним[883].
Систематическое обследование волшебной сказки со стороны ее генетической связи с миром первобытных обрядов, представлений и верований проведено в работах В. Я. Проппа. В них рассмотрены мотивы или сюжеты волшебного дерева на могиле[884] отражение в сказках института «мужских домов»[885], сказки о Несмеяне и весь комплекс явлений, связанных с ритуальным смехом [886], мотивы чудесного рождения [887] и мотивы кровосмесительного брака и отцеубийства [888]. В этих работах прослеживается древнейшая стадия жизни сказки, рассматриваются ее досказочные основы и генезис ее отдельных частей. Вопрос о происхождении волшебной сказки в целом поставлен в монографии В. Я. Проппа «Исторические корни волшебной сказки»[889]. Отличие этих работ от английских состоит в том, что сходство сказок объясняется не единством человеческой психики, а ее закономерной связью с формами материального производства, ведущими к одинаковым или сходным формам социальной жизни и идеологии.
Одна из трудностей стадиального изучения состоит в том, что мы не имеем четкой и общепризнанной периодизации стадий развития человеческого общества. Фундамент для такой периодизации заложен Л. Морганом [890]. ‹…› C тех пор материал накопился в огромном количестве, и он требует более дифференцированных и точных определений, чем можно было дать 70–80 лет назад. Мы часто вынуждены довольствоваться слишком общими категориями «родовой строй», «рабовладельческое аграрное государство» и т. д.
Кроме стадии, которая в общих чертах может быть определена как стадия первобытности, в русской науке подвергалась изучению стадия, типичным выражением которой является классическая Античность. Культурное и общечеловеческое значение Античности столь велико, что интерес к ней не мог не отразиться и на изучении сказки как в европейской, так и в русской до- и послереволюционной науке (сводка сделанного в этом