Читать интересную книгу "Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. Русская сказка - Владимир Яковлевич Пропп"

должны поставить еще вопрос, какова их последовательность. Мы увидим, что хотя возможны известные колебания и перестановки, в целом последовательность всегда одинакова. Не во всех сказках есть все функции, но это не влияет на порядок их следования друг за другом. Это приведет нас к заключению, что все волшебные сказки однотипны по своему строению. Последовательность функций можно назвать также композицией сказки. Это значит, что волшебные сказки характеризуются единообразием своей композиции. Именно это служит их отличительным признаком. Соответственно жанр волшебных сказок может быть определен не по наличию в них элементов волшебства, не путем перечисления сюжетов, а по их строению, или композиции, причем это можно сделать научно совершенно точно. Самая большая трудность состоит в том, чтобы дать логически правильное определение функции. Функция и действие – не совсем одно и то же. Повторяю, что функция сказочного персонажа есть действие, определяемое с точки зрения его значения для развития сюжета. Так, например, если черт садится на ковер-самолет и улетает, то полет – действие, но это действие еще должно быть определено с точки зрения его функционального значения для развития сюжета. Функцией в данном случае будет доставка к месту поисков, а полет – форма осуществления этой функции. Одно и то же действие может выполнять разные функции. Так, черт может ехать на корабле. Но это еще не функция действующего лица. В чем состоит функция, видно только из того, какое значение данный поступок имеет для хода действия. Так, езда на корабле может служить функцией доставки героя к месту его подвигов. Но она же может представлять собой бегство или, наоборот, погоню и т. д. Подробности раскроются перед нами ниже.

Рассмотрим же волшебную сказку с изложенной здесь точки зрения. Попутно перед нами раскроется весь пестрый, яркий мир образов сказки.

2. Завязка

«В некотором царстве, в некотором государстве» – так, как будто медлительно-эпически начинается волшебная сказка. Однако эта медлительность обманчива. Сказка полна величайшего напряжения. Она отнюдь не статична, она никогда не описывает и не характеризует, она стремится к действию.

Формула «в некотором царстве» указывает на пространственную неопределенность места действия. Такая вступительная формула характерна для русских сказок. В сказках других народов этому соответствует неопределенность во времени: es war einmal (немецкое «некогда было»); once upon a time (английское – «однажды, в некоторое время»); il у avait une fois (французское – «однажды было»). Такая форма изредка имеется и у нас: «В старые годы стояла одна деревушка» (Аф. 149), но такая формула отдает книжностью и скорее свойственна легенде, чем сказке, вступление же «в некотором царстве» характерно именно для волшебной сказки и как бы подчеркивает, что действие ее совершается вне времени и пространства.

Далее идет перечисление действующих лиц: жили себе «дед да баба» или «мужик», «у него (нее) было три сына», «король, у него было три дочери красоты неописанной» и т. д. Это отнюдь не реалистическое описание семьи. Начальная ситуация включает обычно лица двух поколений – старшего и младшего. Это будущие действующие лица повествования, и сказка никогда не вводит ни одного лишнего лица. Каждое лицо будет играть свою роль в повествовании. Лица старшего поколения обычно осуществляют отправку героя из дома, лица младшего – отправляются из дома, и то и другое в разных формах и при различных мотивировках. Социальная принадлежность героя здесь не играет существенной роли. Героем может быть и царский сын, и крестьянский сын. Но, конечно, в трактовке их может быть некоторая разница обстановочного характера.

Такая начальная или вводная ситуация иногда обставляется подчеркнутым благополучием. Все обстоит прекрасно: сын да дочь «такие дородные, такие хорошие». «Жил купец пребогатый: у него одна дочь была хороша-расхороша». Дочери всегда необычайные красавицы: «что ни в сказке сказать, ни пером описать». У царя – прекрасный сад, в сказке о жар-птице – сад с золотыми яблоками. Если сказка начинается, например, с посева, то всходы всегда великолепные и т. д. Легко заметить, что такое благополучие служит контрастным фоном для будущей беды, что это счастье подготавливает собой несчастье.

Начальная ситуация иногда бывает эпически распространена. Старики бездетны. Они молятся о рождении сына. Герой рождается чудесным образом. Мотив чудесного рождения встречается в разнообразных сюжетах и в очень разных формах. Если имеются три брата, младший обычно считается дураком. Он лежит на печи и ничего не делает, «в саже и соплях запатрался». Но это – только видимая оболочка, контрастирующая с внутренними качествами: этот всеми презираемый дурак и совершит потом сказочные подвиги. Он окажется бескорыстным героем, он освободит царевну, он достигнет величайшего счастья. Но все это – только в будущем. Если герой рождается чудесным образом, он быстро растет, «не по дням, а по часам». Три брата иногда спорят о первенстве, испытывают свою силу. Первенство всегда достается младшему.

Все эти формы эпической распространенности не представляют собой функций, упоминаю о них мимоходом, хотя сами по себе эти мотивы заслуживают пристального изучения. Действие же начинается с того, что происходит какое-нибудь несчастье.

Несчастье подкрадывается очень незаметно: все начинается с того, что кто-нибудь из персонажей, перечисленных в начальной ситуации, на время уезжает. Так, князь уезжает в дальний путь и оставляет беременную жену одну. Купец уезжает «в чужие страны» торговать, князь – на войну, крестьянин уходит на работу в лес и т. д. Мы называем эту функцию временной отлучкой. Смысл ее состоит в том, что разлучаются старшие и младшие, сильные и беззащитные. Беззащитные дети, женщины, девушки остаются одни. Этим подготавливается почва для беды. Усиленную форму «отлучки» представляет собой смерть родителей. Особенно часто умирает отец и оставляет все царство на молодого, неопытного сына, а самого сына поручает какому-нибудь дядьке. Тот же эффект опасной разлуки достигается отлучкой не старших, а, наоборот, младших. Ивашечка отпрашивается поудить рыбку, и бабка отпускает его с великой неохотой, но в знак нежности надевает на него чистую рубашку и красный поясок (тип 327 C, F, Аф. 106–108 (У), 110–112). Царевны отправляются погулять в свой сад: «Вот прекрасные королевны вышли в сад погулять, увидали красное солнышко, и деревья, и цветы» и т. д. (тип 301, Аф. 140). Дети отправляются в лес за ягодами или просто погулять и т. д.

Отлучка очень часто сопровождается запретами. Особенно яркую форму запрета представляет собой запретный чулан. Отец, умирая, запрещает своему сыну входить в одну из комнат дворца: «В этот чулан не моги заглядывать». Наиболее часто, однако, встречаются запреты выходить из дома: «Много князь ее уговаривал, заповедал не покидать высоки терема». Усиленную форму такого запрета мы имеем в тех случаях, когда детям не