её людей строить новые промышленные и сельскохозяйственные предприятия. Тогда никто не упрекнёт его в отказе от сионистской идеи и желании разбогатеть.
В таких размышлениях Рутенберг без особого аппетита поел. Потом расплатился и вышел из ресторана. Дождь прекратился, небо посветлело, и голубизна его прорвала прежде плотную ткань серых облаков. Не склонный к мистике, он всё же с удовлетворением усмехнулся. Природа словно благословляла и поощряла его решение.
Уже на следующий день Рутенберг сидел в кабинете президента компании G. E. C.. Это был солидный мужчина с коротко остриженными тёмными волосами, аккуратными усиками и прямым породистым носом. Пинхас уже знал, что Хьюго Херст родился в Баварии под Мюнхеном, и, став британским подданным, сменил фамилию Хирш на Херст. В графстве Уорик за заслуги перед Британией ему недавно присвоили титул барона и возвели в звание пэра. Его еврейское происхождение, думал Рутенберг, поможет ему найти с ним общий язык.
— Вы, господин Рутенберг, я слышал, глава и основатель электрической компании в Палестине. Это нас в какой-то мере сближает. Я тоже лет двадцать назад со своим немецким приятелем учредил компанию, которую сейчас возглавляю.
Он усмехнулся, и пятно проникшего через высокие окна света блеснуло на его высоком лбу.
— Действительно, господин президент, у нас много общего. Я приехал в свою страну, чтобы сделать её лучше и удобней для жизни. Вы тоже, надеюсь, испытывали подобные чувства.
— Не преувеличивайте, Пинхас. У меня не было никаких сантиментов. Я, как всякий эмигрант в новой стране, хотел лишь одного: влиться в традиционное общество, стать на ноги и разбогатеть.
— У меня, барон, была ещё и идеология и любовь к евреям и Эрец-Исраэль. Правда, евреи — нелёгкий народ и горячее отношение к нему несколько охладилось. Но всё остальное осталось, и желание обеспечить страну электричеством и водой стало ещё сильней. Потому я сегодня здесь. Мне очень нужна Ваша помощь.
Рутенберг рассказал Херсту о своей компании и её проблемах. Хьюго внимательно слушал, делая какие-то записи в блокноте. Ему сразу не понравились специфические для развивающейся страны трудности. С ними придётся столкнуться и его компании, если она примет участие в этом проекте. Но как опытный предприниматель и политик, Херст решил не торопиться с ответом.
— Мне, как еврею, не может не импонировать Ваш план. Он впечатляет и внушает уважение. Я сообщу о нём и о нашей беседе совету директоров. От меня далеко не всё зависит. Я проинформирую Вас о нашем решении.
— Я буду Вам очень признателен, господин президент. Хотелось бы, чтобы Ваша большая и процветающая компания присоединилась к моему проекту. Я уверен в успехе.
Рутенберг поднялся с кресла, попрощался и вышел из кабинета.
Какое-то время Херст сидел в раздумьи. Ему понравились настойчивость и деловая хватка этого необычного человека. «Надо бы узнать о нём получше, — решил он. — Сэмюэл, я уверен, хорошо его знает. Поговорю с ним завтра в палате лордов».
Он сознавал, что деловые соображения не позволяют ему и его товарищам по совету директоров принять предложение Рутенберга. В той стране время от времени вспыхивает кровопролитный конфликт между евреями и арабами, в ней серьёзные экономические проблемы. Да и у него самого нет никакого сионистского или еврейского мотива, только практический и коммерческий интерес. Он человек бизнеса, консерватор и педант.
На заседании в совете директоров мнения разделились. Трое высказались за покупку акций палестинской электрической компании. Его друг Райлинг, член совета директоров, высказался против. Хьюго выслушал всех, но сам высказаться воздержался. Он не хотел показать, что оба еврея в руководстве G. E. C. не желают поддержать своих соплеменников. Помимо этого, проблема в его глазах приобрела и некоторый политический смысл. В разговоре с Гербертом Сэмюэлом приоткрылись серьёзные аспекты, которые ему прежде в голову не приходили. Его приятель высоко оценил Рутенберга, как способного и эффективного организатора и инженера. Но главное, он теперь представлял, что, помимо деловых, есть и британские интересы. Он решил, что стоит пожертвовать компании значительную сумму. Это позволит усилить влияние британского капитала в Эрец-Исраэль. Она должна развиваться и стать воротами британской империи на Востоке и в Индии. Он также поручил провести проверку предприятия. Сведения, которые ему предоставили, убедили Хьюго в его экономической целесообразности. На очередном заседании ему было уже легко объяснить членам совета свою позицию. Большинство его поддержало.
Рутенберг позвонил ему однажды, выждав недели две. Барон Херст спокойно ответил ему, что совет директоров решение ещё не принял. Пинхас понял, что компания G. E. C., скорей всего, в помощи откажет. Он стал искать среди компаний лондонского Сити другую электрическую компанию. Херсту стало об этом известно. Тогда он и поторопился созвать совещание, на котором всё и решилось. После него он нашёл Рутенберга, чтобы об этом сообщить.
— Хелло, господин Рутенберг, это Хьюго Херст. Мы провели серьёзное обсуждение Вашего предложения. Наша компания желает поддержать Ваше предприятие и приобрести акции Вашего предприятия на сумму 150 тысяч лир стерлинг.
— Благодарю Вас, сэр. Я, честно говоря, не был в этом уверен. Тем более для меня важно Ваше решение, — не скрывая радости, ответил Пинхас.
— Есть, правда, один параграф, с которым Вам придётся согласиться, — произнёс Херст.
— О чём он? — спросил Рутенберг. — Надеюсь, он не станет непроходимой преградой в нашем соглашении.
— Не думаю, Пинхас. Речь идёт об обязательстве Вашей компании приобретать всё необходимое оборудование в Британии.
— Я давно осознал, что нам придётся пойти на этот компромисс. Я готов подписать наш
договор уже сегодня.
— Мне нравится, господин Рутенберг, Ваш деловой подход. Надеюсь, наше сотрудничество будет дружеским и плодотворным.
— Я в этом уверен, господин Херст.
Рутенберг прекрасно понимал, что это соглашение круто повернёт историю его компании. Ведь G. E. C. — одно из самых престижных и