Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

Сословия дворян, купцов и т. д. имели свое этническое лицо, поскольку они формировались русским народом, русской культурой и традицией. Вот почему в 1917 г. советская власть начала не просто «реформу по отмене сословий», такую же обязательную, какой она была в странах Западной Европы, как считает современная исследовательница[1064], но — масштабную и фундаментальную ломку русской этничности, традиции и культуры. И сословность была таким же препятствием на этом пути, как религия или традиционная культура. Стоит напомнить, что до начала 1930‐х годов[1065] властью проводилась активная национальная политика, направленная на подавление «великодержавной активности русского народа», на преодоление его первенства в стране, под предлогом, что этот народ, получивший так много от царской власти, наконец отдал бы долги малым народам России[1066]. Борьба с «великорусским шовинизмом», как одна из стратегических задач национальной политики страны Советов, целиком укладывалась в русло антисословной политики большевиков, в силу чего не сами «дворяне переживали после 1917 года нисходящую мобильность» (как об этом витиевато пишет вышеупомянутый автор), но они были насильственно низвергнуты со своих высот и вместе с другими сословиями подвергнуты самой изощренной сегрегации. Автор указанной статьи признает, что у дворян оказался «широкий спектр различных навыков», благодаря которым они не оказались на «дне» советского общества, а сумели выжить и приспособиться, проявить свои таланты и сословные особенности в новых условия бытия[1067]. И это, конечно, так. Но мы не стали бы все сводить к вопросу приспособления. Дело ведь, по большому счету, не только в том, что дворяне оказались живучими, а в том, что без них советская власть не выжила бы. При этом многие «советские» дворяне‐аристократы боролись не за советскую власть, а за Россию, за свою семью, свой род, за свое доброе имя. Без «бывших» дворян, купцов, крестьян и священников русский народ в советское время не сохранил был своей этнической идентичности, которую с таким успехом разрушали советские идеологи. Именно в тех советских людях, что сохраняли свое сословное прошлое не только в крови и внешнем виде, но и в мотивах поведения, в навыках труда, в культуре общения, — словом, во всей жизнедеятельности — и продвигались вперед подлинная этническая культура и этническое самосознание. Несмотря на важность и малоизученность данной темы, она все же является отдельной большой темой, к которой надо обращаться специально в рамках специального исследования.

Ясно обозначив врага, советская власть, однако, очень скоро поняла, что это только часть возможных мер для его нейтрализации. Белое движение и вооруженная борьба с советской властью сделали ее врагом часть дворянства (хотя и значительную). Часть «врагов» продолжала пребывать внутри советского общества, вот почему следующим шагом советской власти становится издание закона о лишенцах, где более дифференцировано были обозначены недруги нового строя. И хотя эти люди готовы были жить и трудиться в рамках новой действительности, но это уже не учитывалось.

После ноябрьского декрета об отмене сословий антисословный пафос проявился в первой конституции РСФСР, принятой 10 июля 1918 г. Здесь были прописаны категории «лишенцев» (лишних людей) — лишенных избирательных прав, а значит, фактически вычеркнутых из списка граждан страны. Появление лишенцев означало, что врагов советской власти было слишком много и их нельзя было уничтожить сразу: войной, красным террором, репрессиями или вытеснением за границу; их следовало методично выявлять и выдавливать из советской системы. Так был найден еще один механизм (кроме прямого насилия и уничтожения) борьбы с системными врагами советской власти. Конституция 1918 г. конкретизировала врага с помощью следующих признаков: 1) лица, использующие наемный труд; 2) живущие на нетрудовые доходы; 3) монахи; 4) духовные служители; работники бывшей полиции и жандармерии[1068]. Те же категории «врагов» были выделены в конституции 1925 г. Лишь в конституции 1936 г. исчезает понятие «лишенец» и появляется формально‐декларативное «всеобщее избирательное право», распространяющееся на всех правоспособных граждан СССР. Институт лишения избирательных прав, таким образом, просуществовал де‐юре с 1918 по 1936 г. и был подчинен практическим задачам проведения в жизнь принятых законов и решений партии и правительства[1069]. Понятие «враг» не было умозрительным в рамках борьбы с сословностью. Так, во всех идеологических пособиях, теоретических работах, особенно ленинско‐сталинского периода (как бы кто ни хотел их разделить на белое и черное) ясно звучит мысль об уничтожении классов. Об этом писали, прежде всего, советские вожди‐теоретики, на эту же тему отчетливо высказывались и авторы помельче. Все они твердили о продолжении дела Маркса‐Энгельса, которые первыми разработали идею об уничтожении старых классов, прежде чем будет построено новое общество[1070]. «Ликвидация эксплоататорских классов» является именно физической ликвидацией их, как подчеркивает один из активных партийных теоретиков: «Ликвидация эксплоататорских классов — это задача, которая по самому своему существу требует насильственных мер. Победивший пролетариат должен сломать эксплоататоров в открытом бою — иначе невозможно создать условия для их полной ликвидации»[1071]. Этот процесс, — от захвата политической власти, вырывания из враждебных рук экономического господства, уничтожения их производственной базы (!) и закрытия каналов, «из которых они („эксплоататорские классы“. — О. К.) рождались»[1072], должен быть поддержан процессом «уничтожения разницы между рабочим классом и крестьянством», разумеется, в пользу рабочего класса. Автора не смущает, что речь идет о такой цифре «эксплоататорских классов», как 22 100 тыс. человек на 1913 г., т. е. 15,9 % населения страны[1073]. Главным «оплотом самодержавия», по мысли автора, в России были «помещики‐крепостники», обуржуазившееся аристократическое дворянство, которых на 1905 г. насчитывалось 27 833 человека[1074].

Ориентация на насилие по отношению к врагам предполагала и особую политику по формированию новой — советской — социальности в советском обществе. Интересно проследить следы «конструктивистской деятельности» новой власти, которая задолго до появления теоретических работ ведущих теоретиков конструктивизма XX в. М. Хайдеггера и М. Фуко на практике осуществляла все необходимые постмодернистские операции по созданию новых социальных структур и чистке старых.

Большевики отказались от приоритета визуальности в социальном общении, для них принцип служилости должен был быть написан не «на лице», а в партбилете, в силу чего снимался сам уровень субъект — субъектных отношений, составляющий основу сословного общества, и вместо него устанавливалось первенство концептуального общения. Такая форма в ограниченном виде существовала уже в дореволюционной России, но в сословном обществе она не была главной, она лишь корректировала визуальный уровень знаний. Концептуальность возникает как знание о другом сословии или социальном мире, которое человек получает именно как знание, необходимое ему в будущем. Из книг, разговоров старших, из накопления личного опыта через наблюдение, из государственной позиции, выраженной в законах и идеологии формируется концептуальное знание. Но концептуальный уровень построен на субъект/объектных отношениях, здесь нет живой реальности