— Чё тебе надо⁈ Чё ты докопался до меня⁈
Тот от неожиданности отступает назад и смутившись поворачивается, чтобы уходить.
— Умар, — окликает его Цвет. — Всё хорошо, не волнуйся. Шашлык отличный.
Уголёк покупает фишки и мы идём вместе с ним к столу, смотреть, как он будет «опускать нас на деньги».
— Э, подвинься! — сразу наезжает он на матёрого и немелкого чувака с лицом бывалого рецидивиста.
— Это чё за цирк лилипутов, я не понял? — пьяно реагирует тот. — Чё за клоун, в натуре!
Это, без сомнения, самые неудачные слова, которые можно было бы сказать Угольку. Но что сказано, то сказано. Глаза ленинградца вспыхивают неумолимой яростью, а на лбу вздувается вена. Этому способствует ещё и взрыв смеха, вызванный фразой здоровяка.
— Я тебя сейчас урою, горилла, — шипит Уголёк, чем вызывает новый раскат хохота.
— Горилла! — смеются игроки. — Уроет! А-ха-ха. Лилипут!
Цвет во время вмешивается и наклонив к себе голову гориллы что-то долго шепчет на ухо. Тот делает крайне недовольное лицо, нехотя кивает и, повернувшись к Угольку, говорит сквозь зубы:
— Извини брат, я погорячился. Перебрал. Давай вставай, играй на здоровье, места всем хватит.
Кое как обуздав гнев, дон Вито встаёт к столу и начинает играть. К счастью, фортуна ему благоволит и он собирает целую кучу фишек. Выигрыш, как целебный бальзам врачует его душевные раны и, сдав фишки, он получает внушительную стопку купюр.
— Ну, кто тут мне не верил? — красуясь спрашивает он.
Мы выходим из катрана и попадаем сразу на тёмный пустырь, используемый под парковку. Машин немного, но желающих ждут три свободные такси.
Воздух прохладный и свежий и после душного и дымного помещения действует освежающе и бодряще.
— Ну что, — говорит Цвет. — Ты куда, Уголёк? Могу тебя подвезти.
Мы останавливаемся. Мои парни стоят рядом со мной. Цвет бравирует и охраной не пользуется. Ну и, питерский мафиози, естественно, тоже.
— Ну подвези, если так, — кивает он. — Бро, а ты чё всегда с охраной? Нахера, тут же все свои?
— Когда не все свои, то и охраны гораздо больше, — усмехаюсь я.
— Ну ты деловой в натуре.
Сзади хлопает дверь и из заведения выходят несколько человек.
— Я сейчас, не уезжай без меня, — бросает Уголёк, оглянувшись, и идёт к вышедшим из казино.
— Уголёк, — восклицает Цвет. — Да хорош ты. Б*я… Вито, иди сюда!
Но тот не слушает. Он быстро подходит к группе отстрелявшихся игроков. Молниеносно выхватывает что-то из кармана и набрасывается на здорового мужика. Это тот самый кент, который имел неосторожность назвать Вито лилипутом.
Мы подбегаем ближе и видим, как Уголёк бьёт рецидивиста карандашом по глазам. Один раз, другой, третий. Тот пытается отбиваться, но оскорблённый итальянец вбивает карандаш на всю длину и грузное тело обидчика валится в земляную пыль пустыря. Твою дивизию. Спутники жертвы оторопело хлопают глазами, не успевая понять, что к чему. Но дело уже сделано.
— Ты чё наделал⁈ — восклицает Цвет. — У тебя в натуре крыша поехала, братан!
На этом разговор резко прерывается, потому что на пустырь врываются две милицейских машины — «бобик» и «буханка». С сиреной и цветомузыкой. Полный ахтунг! Твою дивизию! Из них выскакиваю менты с автоматами и бросаются прямо ко мне.
— Э, э! — отступаю я. — Вам чего⁈
Но им, судя по всему, нужен только я.
— Алик, отставить! — командую я. — Вам чего надо? Документы, постановление, представиться, давайте!
Но на слова они не реагируют, хватают под руки и тащат к машине. Двое тащат, а остальные прикрывают, щетинясь стволами калашей.
— Брагин! — слышу я знакомый голос. — Соскучился?
Твою же дивизию!
8. Водные процедуры
— Алик, план «А», — успеваю крикнуть я и оказываюсь в «буханке».
— Давай-давай, Брагин. У нас планов много целая «АБВГДейка», давай, заходи, добро пожаловать на борт.
— Пётр Николаевич, — усмехаюсь я. — Какая неожиданная встреча. Надо нам с вами что-то решать, а то так же невозможно. Постоянно какие-то каверзы.
— Сейчас поедем и будем решать, — усмехается Кухарчук.
Меня обыскивают и запихивают в салон. Кроме бумажника и ключей ничего интересного у меня нет. Я осматриваюсь. Тачка без «собачатника», так что поедем дружной компанией на лавках вдоль бортов.
— Товарищ майор, — докладывает мент. — Там завалили кого-то, судя по всему.
— О, Брагин, твоя работа? — спрашивает Поварёнок с усмешечкой.
Он смеётся, пытается выглядеть спокойным и уверенным, да только в глазах у него испуг, граничащий с паникой.
— Не сомневаюсь, чья же ещё? — сам себе отвечает он. — Но ничего, ты нам сегодня всё расскажешь, да?
— Конечно, — соглашаюсь я. — Я вам всегда всё рассказываю. Без проблем. Кстати, вам форма так идёт, почему вы редко её носите? Куда, кстати, едем?
— «Куда» плохое слово, — посмеивается он. — Нельзя так спрашивать.
Машины выезжают с пустыря, а навстречу попадается ещё одна «буханка».
— О, у вас целая флотилия ментовских тачек. Налёт совершили? Так далеко ли мы путь держим? В Лефортово?
— Нет, оттуда тебя слишком быстро вытащат. Мы поедем совсем в другое место, секретное. О нём будем знать только мы с тобой. Сможем всё обсудить без спешки и ненужной суеты. Там я тебя познакомлю с одним человеком, очень интересным, между прочим.
— Что за человек? — спокойно спрашиваю я, хотя в сердце вонзается острый ледяной шип.
Нет, Наташку он притащить бы не сумел… Хотя… чего там уметь-то, постановление в зубы, раз и на самолёт. Нет, нет, Гена бы мне позвонил.
— О, это такой человек, человечище просто, — излишне громко смеётся хорёк, маскируя своё беспокойство. — Тебе понравится. Мастер такой, что твой Радько по сравнению с ним дитя неразумное.
Ах, вот в чём дело. Хочет из меня клещами вытягивать информацию.
— А вас не смущает, что все видели, как вы меня паковали?
— Нет, шакалы блатные меня не смущают, это уж точно. А твоих ребятишек мы с собой прихватили. Аликов твоих с планами «А» и всеми остальными буквами. Так что, чего смущаться?
— Вы, значит, ва-банк пошли? Или пан или пропал? Вы же знаете, что Леонид Юрьевич контрразведку теперь будет курировать. Так что права на ошибку у вас нет, а вы её уже совершили, и не одну.
— Это хорошо, что ты понимаешь, что если мы не договоримся, мне тебя оставлять среди живых не имеет смысла.
— Скоро Марина ваша заговорит, — подмигиваю я. — Обидно, да, что к ней никак не подобраться? Хочется? Скажите, хочется подойти и кислород перекрыть?
— Конечно, хочется, — соглашается он, — тебе хочется кислород перекрыть. Этим мы вскоре и займёмся. А Марину никакую я знать не знаю, если что.
Окон в машине нет — только лобовик и задние двери, а борта цельнометаллические. Поэтому следить за дорогой получается не слишком хорошо. Тем более, уже темно. Вижу только, что мы выезжаем за город и несёмся кортежем из трёх машин.
Руки у меня не связаны, но слева и справа сидят бойцы с автоматами. Они и без калашей, вероятно, кое-что из себя представляют. Напротив меня Поварёнок. Его я и голыми руками по косточкам разберу, но с двух сторон от него тоже сидят боевые единицы. Очень хочется свернуть ему голову, ну просто очень. Улыбаюсь. Широко и дружелюбно. Боюсь, глаза меня выдают, как и его самого.
— Ох, Пётр Николаевич, ввязались вы в такое дело рискованное. Что будете делать, если я не скажу ничего?
— В твоих же интересах сказать, — пожимает он плечами.
— Интересно, а вы бы мне сказали? Я ведь хотел вас снова с Михал Михалычем свести, но не пришлось, вы и сами лопухнулись. Похлеще Плейшнера.
Лицо его дёргается, словно от короткого электрического удара. Попал в нерв, похоже. Я ему подмигиваю:
— Ампула с ядом с собой? На случай… ну, сами знаете…
Он прикрывает глаза и работает над гневом. Эффективно работает, не взрывается. Делает несколько глубоких вдохов и расплывается в улыбке.