Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

дали зеркало. Так здесь все и поступают. Когда-то община искала живописца, который сумел бы написать Татхагату, только что ставшего Буддой. Надо было передать этот момент перехода, озарения. И долго никто не откликался, а потом все же нашелся художник, и он попросил запереть его в вихаре, дать лампу и масло для заправки, пищу и воду. И долго он пребывал там, в заточении, по сути… Как и «я» здесь. Как и все мы, даже если находимся снаружи темницы, дома, крепости, города. Таков наш удел. Как же получить свободу?.. И вот мы и пошли, чтобы узнать это. Зеркало нес Джанги. Оно было медным, круглым. В глубине помещения мерцала лампа, она горит там круглые сутки. И надо было поймать зеркалом свет так, чтобы озарилось изображение Будды. Но у Джанги почему-то ничего не получалось, он снова и снова пытался поймать свет, а — тщетно. Тогда зеркало взял Хайя. Мелькнуло изображение и исчезло. Джанги предложил попробовать мне. Я взял тяжелое прохладное на ощупь зеркало и направил его на лампу. Наконец свет был пойман и удачно направлен на стену. Изображение проступило так, будто сам сидящий Будда явился. Его тело казалось объемным. Он сидел, скрестив ноги, одна рука лежит, другая опущена вниз, указывая на землю. Лицо обращено на восток, — и как будто его озаряет только-только взошедшее солнце. Мы все узрели этот свежий необыкновенный свет бодхи. В изнеможении я опустил руки с зеркалом, и все погасло. Они вышли.

— Тебе это дано, — сказал Джанги, — озарить потемки сознания.

— Отразить свет, — поправил его Хайя.

— Удачно повернуть зеркало, — уточнил я.

Говорят, преследователь Дхармы царь Шашанка хотел стереть это изображение, но, увидев его, смутился и уехал на колеснице, а потом приказал сановнику сделать это. Но тот убоялся и просто велел выстроить из кирпича стену и на ней уже изобразить дэва Махешвару.

Хайя, Джанги и я после созерцания в вихаре были тихи и задумчивы. Неподалеку от того места мы узрели место хождения Будды взад и вперед после просветления, и его шаги были отмечены цветами. Еще увидели здесь статую Будды с особенными глазами. На этом месте сидел Будда, не отрывая глаз от древа бодхи семь дней. Такова была его благодарность этому древу.

— Синие птички! — воскликнул Хайя обрадованно, указывая на кусты.

А это уже была невероятная удача. То же самое произошло здесь тысячу с лишним лет назад, — Татхагату окружила стайка синих птичек, что было счастливым предзнаменованием.

— Где? Где? — спрашивал Джанги, вращая своим глазом.

— Там, где кусты с красными цветами.

Не знаю, действительно ли они там были или Хайе почудилось, но и я их как будто увидел, и это оказало на меня невыразимое действие.

И это действие усилил аромат ступы Пряность Юйцзинь, которую поставили купцы, перевозившие морем пряности и спасшиеся именем Авалокитешвары, — имя это развеяло великую гору рыбы-макары с двумя ужасными солнцами глаз, вставшую на пути корабля.

Стоит там и ступа в ознаменование каши на молоке, которой потчевала Будду дочь пастуха.

Далее озеро с чистейшей водой, на берегу камень, доставленный сюда из сердцевины Гималаев.

Мы видели то место, где Будда спускался к реке Найранджане свершить омовение, а вылезти на берег уже не мог из-за того, что ослабел в аскезе, и ему помогла пастушка, которая потом и покормила его.

А еще есть ступа в честь вкушения зерна и меда, что поднесли ему два купца. И это были те купцы из Фохэ, которых звали Трапуша и Бхаллика, они вернулись на родину и поставили там первые ступы, руины этих ступ мы видели с Тамачи.

«Мы» с Тамачи… Как это было давно уже тогда, возле древа бодхи, а еще больше времени прошло сейчас, когда «я» в Чанъани или в каком-то мешке с красными пчелами воспоминаний. Они жалят сознание. Чье сознание? Может, того человека по имени Шкух Клемх? Или чье-то еще? Какого-то неведомого безымянного человека, мучающегося в своей темнице. И «я» хочу его освободить. Направить луч медного зеркала из той вихары с изображением сидящего Будды, послать отражение его свежего раннего света. Или хотя бы свет звезды Небесного Волка. Но как увидеть отсюда эту звезду? Лучше бы оказаться посреди Большой Пустыни Текучих Песков с этим зеркалом, начищенным до ярого блеска. Но и зеркала нет. Если только самому стать им. Свет способен преодолевать огромные вселенские расстояния. Но если на его пути встают звезды? Миры? А на земле — горы.

Свет и звук — одно, говорил человек Без-имени. Для звука есть рукава пространства, и уж им нипочем препятствия. Свет, соединенный со звуком, — вот что надо. Как им овладеть? Человек Без имени утверждал, что знает способ.

…Но — где же мы: Махакайя, монах, склонный к полноте, одноглазый черный Джанги, Хайя с прозрачными глазами и крупным лошадиным лицом?

У озера, по которому некогда шествовал Будда, точнее, он шел не по самому озеру, а поблизости, после того как невиданный ливень все затопил вокруг и спасать его поплыли на лодке иноверцы Кашьяпа с братьями. Как увидели ступающего по воде Будду, так и обратились.

Мы не могли оставить эти места и ходили как заведенные кругами. И видели место, где слепой дракон прозрел, узрев Будду. Видели, ступы, монастыри с изображениями и изваяниями, реликвиями, цветами, драгоценностями, книгами, слышали речи монахов и скитальцев отовсюду, музыку и пение мантр, вкушали подношения и ароматы, и снова возвращались к древу бодхи, видя издали его крону, как разветвление благой мысли, и мнилось, что мы бродим лабиринтом великой мандалы. Здесь ее центр. Только средина монаха Махакайи не совпадала с ним почему-то.

Где же центр моего странствия?

Не может быть, чтобы он находился не здесь. Так решил я. И ошибся.

Мы столько кружили там, что забыли, в каком монастыре, в какой вихаре, в каком пристанище оставили наших верблюда и коня. Но Хайя помнил. И мы наконец переправились через благую Найранджу, вошли в густой лес и оказались у ступы Слона Гандха. Так звали бодисатву в его воплощении, и он жил здесь, опекая свою слепую мать-слониху, срывая лотосы и травы и поднося ей, пока один человек не заблудился в лесу и не начал причитать, тогда слон Гандха вышел к нему и вывел его, а человек рассказал царю про чудесного слона, и тот явился за ним и пленил; но слон тосковал в заточении и отказывался от прекрасного корма, и наконец царь спросил его о причине, Гандха поведал о своей слепой слонихе-матери, и царь велел выпустить его.

— Встречали ль мы говорящих слонов? — спросил