начинают гнить.
— Вы сидели в «Гитараме»? — переспрашивает он, стараясь говорить серьезно. — Двадцать пять лет?
Эчизен улыбается — Рид думает, что, отсиди он в подобном месте хотя бы пару суток, совсем разучился бы это делать, — и легкомысленно машет рукой:
— Сбежал при бунте в девяносто первом и угодил сюда. Басира выпустили на несколько лет раньше — думаю, кто-то из его сообщников заплатил огромные деньги, чтобы это провернуть. У меня в ту пору денег не было вообще.
— Как вы там оказались?
— Очень долго объяснять, — качает головой Эчизен. — Крупное дело, высокие ставки, а Басир был пылок и неосмотрителен. — Он издал смешок. — Тем не менее он-то считает, что Карлу просто нужен был кто-то, кого можно было отдать на заклание.
— А вы? — уточняет Рид.
— А я… Ну, скажем так, мы с Карлом решили, что ради того куша, который нам светил, отсидка одного из нас — не самая большая потеря. Естественно, я не хотел проходить через такое, — признается он достаточно легко. — Но зато посмотри, что у меня есть сейчас.
— Вы с Карлом решили?
— Ну, конечно, в большей степени так просто получилось. Вариантов тогда было не особо много. Карлу пришлось выбирать, кем пожертвовать, он сбежал с деньгами, а нас с Басиром схватила полиция Руанды.
— И после этого, — не верит Рид, — после того как вы четверть века провели там, он приезжает в Джакарту… И вы с ним решаете открыть магазинчик денег? После того как он вас сдал? Что за херня? Вы не похожи на святого, простите уж за каламбур, ваше преосвященство. Да вы должны были первым делом взять Басира под ручку и вместе посадить Гринберга в яму со скорпионами!
— Все не так, как выглядит на первый взгляд, Эйдан. — Эчизен задумчиво чешет локоть. Это его старая привычка, и сейчас Риду начинает казаться, что под рукавом рясы может прятаться огромный уродливый шрам. — Они никогда не были друзьями. Мы с Карлом — да, а у них не сложилось с самого начала. И меня Карл не планировал подставлять.
— Ну да, — зло хмыкает Рид.
— Я приехал в Джакарту практически голым, сойдя с корабля руандийцев. Как ты думаешь, на чьи деньги строилась эта церковь? На чьи деньги я набирал людей? А кто, по-твоему, оплатил операцию, чтобы я снова мог ходить? — Эчизен посмеивается. — Не воображай себе лишнего, мальчик. Карл не предавал меня, а я не предавал его. В любом плане могут быть сбои.
Рид тоже улыбается, вместо того чтобы раздраженно цокнуть языком. Лично он придерживается философии Басира: убить ублюдка, который заставил тебя пройти через ад на земле, — это даже не месть, это восстановление кармической справедливости. Впрочем, раз Эчизен на стороне Гринберга, у Рида нет причин плыть против течения.
— Но ты прав, я сильно рисковал, согласившись на производство в городе Картеля. Тем не менее именно из-за него у меня было и остается самое надежное алиби на всем острове: Басир думает, что я ненавижу Карла точно так же, как и он сам.
Рид качает головой. Он сваливает. Он покивает, будет поддакивать, посочувствует — ай, какая подстава, ай, как вам не повезло — и-и-и на полной скорости… Как будто мало у него своих проблем: за пять тысяч километров отсюда Руссо, наверное, уже слышал новости о террористе, захватившем самолет с помощью зажигалки и неотразимого обаяния. Может быть, уже даже выслал в Индонезию пачку своих ребят. У Рида очень плотный график, Картель в него не влезает, так жаль, так жаль, давайте как-нибудь в другой раз соберемся.
На следующей неделе? Через пару лет? В прекрасном никогда?
— Когда Картель вышел на него, Карлу пришлось бежать, — продолжает Эчизен, пока не замечая, как от его бывшего ученика уже побежала пунктирная линия в сторону черного хода. — С ними он бы не смог пересечь границу, а с нами у него связаться не получилось — и он пустил их на рынок.
Иисус Христос Наркозвезда, какой же хреновый план. Спросили бы Рида — он специалист по лучшим планам, он бы вам сразу так и сказал: «План — дерьмо дерьма». А еще специалист по лучшим планам вам бы сказал: «Собирайте манатки, прячьте кокаин в фигурки Девы Марии и сваливайте, пока все это не закончилось резней».
В итоге специалист по лучшим планам ничего не говорит.
— Как всегда… Безбашенный риск очень в его духе. — Кажется, это эвфемизм, а епископ и сам понимает, что они крупно облажались. — Он покинул страну, не успев передать оттиски нам, и теперь мне приходится носиться по городу вместе со всеми, чтобы заполучить их обратно. Старый маразматик, во имя Господа.
— Как я понимаю, мы наконец переходим к событиям нашего столетия? — вздыхает Рид с ювелирно выверенной ленцой.
— Именно. Лестари, дай этому сыну божьему, пожалуйста, карту острова. И ручку.
Он говорит это неизменно плавным голосом, однако Рид снова чувствует, как волоски на затылке готовы встать дыбом. Эчизена никто и никогда не смог бы заболтать: он всегда помнит, зачем ты ему нужен. И Рид ему нужен, чтобы…
— Работа, о которой вы говорили, я должен буду рисовать схемы побега от Картеля? — пытается отшутиться он.
— Когда ты только начал работать на меня… — любуясь игрой закатного солнца на витражах, будто бы рассеянно, с ноткой ностальгии говорит епископ, пока Лестари действительно кладет перед Ридом карту. Что за приколы? — …Ты был дерзким и совсем глупым белым пацаном, непонятно как выжившим в трущобах, с твоим-то наглым языком… При нашей первой встрече ты заявил, что… Как там было? Память уже подводит…
Ага, сто раз, с нарастающим раздражением думает Рид. Ты все помнишь до каждой буковки, старый манипулятор. Тем не менее он подыгрывает:
— Я сказал, что буду счастлив войти в сени святого дома, чтобы посвятить свою жизнь Господу.
— Почти, — соглашается епископ. — Правда, звучало это как «только тронь меня, и я разрежу тебе горло и нассу в него, ты, пидор».
Ой, да?
— Это все мой селатанский акцент.
Рид машинально берет в руки ручку и принимается ее вертеть. Нарастает ощущение, что епископ в своей обычной хитрой манере заманивает его в капкан.
— Хорошее было время, — вздыхает Эчизен, а потом рассеянно