Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

уж точно не иллюзия. Боль в голове у того же Ницше. И сколько ее во всем мире, боли. Кольцо боли, и его никак и никому не разорвать, никакой музыке не исцелить.

Федька просто, как и профессор, шлет свое успокоительное — письмо за письмом. И Генка. Не становится ли он уже писателем? Только ты и трезво все оцениваешь, ибо — настоящий воин и есть. Спасибо. Да, надо не пробавляться действительно уж иллюзиями, а… А что? Чем жить дальше? Ты поминаешь раба Эпиктета: различай, что от тебя зависит, а что нет, и не рассчитывай на последнее, так станешь свободным. Очень верно!

Стоицизм — вот рецепт и спасение. Не верь, не жди, не бойся. Так говорили узники?

А мы все узники и есть.

Обнимаю.

Люба

Глава 24

— Заместитель начальника ведомства наказаний Янь Либэнь! — провозгласил охранник, открыв дверь.

И в темницу вошел Янь Либэнь в своем обычном одеянии: в коричневом халате и в черном платке путоу с большой «шишкой» для собранных на макушке волос. Как обычно, лицо его было светлым, каштановые нити усов и длинной бороды оттеняли его, и карие глаза все так же устремлялись за пределы лица, норовя упорхнуть со скул.

Махакайя встал с циновки, чтобы поприветствовать художника, но тот остановил его жестом.

— Ни к чему, учитель. Я и сам сяду.

И он опустился на принесенную слугой плетеную низенькую сидушку. Слуга не уходил.

— Пусть он принесет… — Либэнь запнулся, — хотел сказать «вина», забыв ваше звание. — Он улыбнулся. — Сока?

Но Махакайя отказался, поблагодарив, и тогда Либэнь отпустил жестом слугу. Дверь закрылась.

— Простите, учитель, — сказал Либэнь, — что не пришел к вам сразу, но донесли позже, а кроме того, во дворце была суматоха с отъездом Его Величества.

— Его Величества нет в Чанъани, господин заместитель начальника ведомства наказаний Янь Либэнь? — спросил Махакайя.

Либэнь кивнул:

— Его Величество отправился на охоту, а затем намеревается встретить посольство курыканских коней, которое уже близко.

— …И мои дела плохи, — тут же заключил Махакайя.

Либэнь устремил на него взгляд своих беспокойных глаз.

— Расскажите, учитель, как вы здесь оказались? Все ли соответствует докладу? Вы без сопровождения вошли в Шангэ?

— Господин заместитель начальника ведомства наказаний Янь Либэнь… — начал Махакайя.

Но художник его перебил:

— Мы же договорились, учитель? Называйте меня просто мастер Либэнь.

Махакайя склонил голову и ответил, вздохнув:

— Ваша должность сулит мне надежду…

— Разумеется, дорогой учитель, — ответил Либэнь. — Не сомневайтесь, я приложу все усилия, чтобы сегодня к вечеру вас не удушили.

И он с любопытством взглянул на монаха. Тот молчал и сохранял спокойствие.

— Итак, вы без сопровождения вошли в Шангэ? — повторил Либэнь.

Монах кивнул.

— Как же это получилось? — спросил Либэнь.

И Махакайя все подробно рассказал.

— М-да, — произнес озабоченно Либэнь, барабаня пальцами по колену. — Уголовные установления Тан гласят, что самовольный вход в Высокие палаты наказывается удавлением, ибо из палат открывается возможность попасть во внутренний двор, в помещения, где обитает Его Величество. Но так как у входа не оказалось караульных, а это случается, потому что для входа уже не требуются привратные списки, к находящимся здесь больше доверия, — так вот поэтому ваш проступок карается все-таки двумя с половиной годами каторги. — Либэнь помолчал, откашлялся. — Этот случай рассматривается, как неправильное появление в Шангэ. Вы в данном случае имеете положение того, кому полагалось войти по высочайшему повелению.

Он замолчал, ожидая, что скажет Махакайя, но и монах ничего не говорил. И тогда Либэнь продолжил:

— Вам повезло, что тогда императора не было в Шангэ. Уголовные установления неумолимы: «Тот, кто вошел в палаты Шангэ или в какие-либо из ворот, ведущие внутрь, будучи с оружием либо без оружия, достиг места, где пребывает державная особа, и в том и в другом случае наказывается обезглавливанием. — Либэнь читал развернутый свиток. — Даже не удавлением. Но далее Уголовные установления гласят: — Если заблудился и ошибся, тогда подают прошение на Высочайшее имя и повинуются Высочайшему распоряжению».

Художник взглянул на монаха.

— Но император уехал, — сказал Махакайя.

Либэнь развел руками, положив свиток на колени.

— Это так. Таков поворот вашей судьбы, учитель.

— Предусмотрен ли такой случай? — спросил монах.

— Уголовными установлениями? — Либэнь покачал головой: — Нет.

— На чье же имя мне писать прошение?

— На имя Ли Чжи, наследника, он остался вершить дела империи Тан. Наследник по натуре добр и следует вашему учению. И знаете, что он уже предложил отцу?

— Что, мастер Либэнь?

— Возвести пагоду Больших Гусей для хранения привезенных вами книг.

— Гусей? — переспросил Махакайя.

— Да. Вас именно это удивляет? Название пагоды?

— Один человек уже вплетал этих птиц в мое будущее…

— Но, учитель, — продолжал Либэнь, и глаза его беспокойно двигались на светлом лице, — следует все-таки понимать всю серьезность и опасность вашего положения. Советник Фан Сюаньлин остался при наследнике, и он достаточно влиятелен, и его отношение к вам… — Либэнь щелкнул пальцами, — оставляет желать лучшего.

Монах ответил, что и сам это знает.

— Не буду скрывать, учитель, он уже осведомлен о случившемся и настаивает на наказании.

— Удавлении? — спросил монах.

— Настаивает на ссылке на два с половиной года за две тысячи ли. Но корчевание влажных дебрей на юге по пояс в иле и в тучах кровососов может закончиться довольно быстро… Вы-то не привыкли к такой работе, учитель. Те края гибельны для северян.

— Что ж, — сказал монах, — мне доводилось жариться в песках пустынь, изнывать и в сырых горячих лесах, полных змей и насекомых. В сезон дождей мы обитали на островке и думали, что разлившиеся воды поглотят нашу хижину…

— Но вас ведь не понуждали там корчевать лес? Таскать бревна? Рыть каналы? Насыпать дамбы? Прорубать дороги в скалах? — возражал Либэнь, и глаза его были полны сочувствия, так что уже и не могли слететь с этого лица.

Монах замолчал. Потом ответил:

— Надо испытать все превратности сансары. Опыт странствий и обучения йоге там и пригодится.

— Но не забывайте, — сказал Либэнь, — вам надлежит свершить труд перевода привезенных книг. Переводчиков, подобных вам, нет в Поднебесной.

— Книги могут и подождать своих переводчиков. Тем более если для них задумали выстроить пагоду.

Глаза Либэня вдруг устремились прочь, он даже взмахнул рукой, как бы пытаясь перехватить их, и воскликнул:

— А я уже захотел ее написать, эту пагоду! Или летящих из-за гор гусей. Се Хэ[403] в своем трактате говорил, что первый закон живописи — одухотворенная гармония и живое движение. Так вот: пагода и летящие гуси, если их соединить, — то уже и будут исполнены эти два требования старинного мастера, верно?

— Мне она тоже увиделась, — откликнулся