Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

И цари подобны паршивым собакам и шелудивым поросятам. Обидчивый царь чешется о кору, чешется… Хуже, когда и целый народ начинает расчесывать свою паршу. Тогда и начинаются войны. И древо народа облетает, как то сухое дерево. И нет под ним тени. Небось и твой император воюет?

Я вынужден был ответить утвердительно.

— Что ж, — сказал Джанги, — когда ты вернешься на родину с караваном книг, может, это остудит его пыл… Как этот ветер, — вспомнил Джанги наш разговор, когда мы оставили место Возвращения Войска и пришли в Рощу Обретения Зрения и узнали ее историю от маленького сухонького монаха с птичьим лицом.

История такова. В этой стране когда-то бесчинствовала шайка разбойников, и царь, отец Вирудхаки, окружил их и пленил, велел всех ослепить, и с тех пор они бродили толпой, стеная и мучаясь, пока один отшельник не посоветовал им обратить свои мольбы к Будде, что те и сделали. И Татхагата услышал их стенания, пребывая поблизости. Исполнившись милосердия к несчастным заблудшим, он окликнул чистый ветер из Снежных Гор, Гималаев, и ветер потек с белоснежных вершин, устремился по горным лугам и сосновым ущельям, цветущим долинам, набираясь целебной силы, достиг сего места и наполнил чаши глазниц этих грязных и оборванных слепцов, и они прозрели и сразу увидели Почитаемого в Мире. Все как один обрели просветление, побросали свои посохи и ушли. Посохи так и торчали в земле — пока не проросли. И загустела здесь Роща Обретения Зрения.

Я внимательно взглянул на Джанги, на его заросшую кожей чашу выклеванного глаза, не зная, предлагать ли остановку на ночь в этом месте — или нет? Не хотелось бы заставлять печалиться этого пожилого странного человека. Вместо меня это сделал тот монах с птичьим лицом. Он так и сказал:

— Останьтесь здесь. В Рощу Обретения Зрения за этим и приходят.

Джанги слушал его, склонив голову и опершись на свой посох. Позади жевал губами наш верблюд, еще дальше мой верный Бэйхай хлестал себя хвостом и прядал ушами, сгоняя мух.

— И моя глазница прорастет зрением, как посох разбойника? — глухо спросил Джанги.

— Иные обретают здесь зрение, — прочирикал подвижный монах с птичьим лицом, быстро оглядывая нас маленькими черными глазками.

Казалось, еще немного — и он хлопнет руками по бокам да и вспорхнет.

— Хорошо, — согласился Джанги.

Прямо в Роще Обретения Зрения останавливаться было нельзя, да и лучшее место для ночлега было совсем рядом, в монастыре, куда нас привел монах с птичьим лицом, его и звали Мрга, что означает Птица. Нашим четвероногим спутникам настоятель любезно позволил пастись на лугу у реки. Время настало послеполуденное, и вкушать пищу уже было поздно. Мы просто напились воды и устроились в саду в окружении монахов, чтобы поговорить о нашем странствии. Мой путь из Поднебесной в Индию и обратно — это бесконечное повествование. Порой мне казалось, что я уже и не живой человек, а некий набор буковок, звуков. И кто-то пишет их, произносит, помещая «меня» в особый род пространства, именуемый акашей. Кто-то в будущем. То есть «я» для него — в прошлом. И ему уже все известно. Это как воспоминание прошлых воплощений. Но порой мне кажется, что это «я» сам прозреваю свои будущие воплощения. Но все очень смутно. И как будто думаю и говорю на неизвестном языке.

А мое настоящее? Здесь, в темнице Чанъани? Или где-то еще? Точное время и место?

Подобное состояние охватывало меня то в пустыне, то посреди гор или дремучего леса, у великой реки, отражающей звезды. И «я» терялся, не понимая, в каком из миров Будды, в какой из мыслимых Татхагатой земель нахожусь? Ведь может быть и так. Полей Будды, то есть мыслимых земель, земель, созданных его волей множество. Проникнуть туда можно, сосредоточившись. И мне дано пройти одну из них, одно из полей Будды. Правда, наименования здесь понятны не только мне, последователю Дхармы, но и последователю Дао или Шивы. И мы одинаково воспринимаем многие вещи, события. Возможно ли это в одном из полей?

И когда «я» погрузился в созерцание уже поздно вечером, оставшись один в келье, — а Джанги ушел с позволения настоятеля в Рощу, чтобы провести там ночь в ожидании мягкого целебного ветра Гималаев, — мне дано было постигнуть простую истину: в полях Будды все возможно.

Тогда и чаша глазницы Джанги может наполниться зрением?

Глава 22

Ночью в мою келью остро и ясно заглянул Небесный Волк, и вода в глиняной чаше серебристо-сине задрожала, как будто потревоженная чьим-то дыханием. Я завороженно смотрел… Приближение к месту рождения и просветления и первой проповеди Татхагаты наполняло меня волнением. Уже давно мы встречали его следы. Это были путеводные знаки для странников. Не могу сказать, что я был свидетелем каких-то чудес в своей жизни. Трезвый, ясный ум — основа основ, учил Татхагата. И я пытался им овладеть. Но всегда было нечто — обжигающе яркое… Точнее не определить. Это подобно языку чистого пламени, зачастую холодного, но всегда прекрасного. И в нем хотелось полностью сгореть. И порою это как будто и происходило, и все исчезало, вся скверна, свойственная любой жизни, любому телу, любому сознанию. И это было подобно чуду наяву. Оно и манило…

А что же будет с Джанги?

Я сидел на своем лежаке и читал мантры, созерцая зрак Небесного Волка.

И хотел узреть его в глазнице Джанги.

Настало утро.

Джанги вернулся. Он выглядел усталым. Глазница его была по-прежнему пустой. Он хотел что-то сказать, что-то насмешливое, но увидел глиняную чашу и протянул руку, взял ее, медленно поднес к губам и осушил. Некоторое время он молчал, склонив голову и как будто к чему-то прислушиваясь. А потом поднял голову и посмотрел на меня. И мне показалось, что в келье прозвучали какие-то слова, хотя он и не открывал рта.

Мы смотрели друг на друга и молчали.

Так ничего и не сказав, он лег и тут же уснул.

Во второй половине дня Джанги проснулся и засобирался. Пришедший к нам Мрга быстро оглядел смятое поздним сном лицо Джанги и проговорил:

— Эта ночь была безветренной.

— Останемся, Джанги, — предложил я.

Но тот покачал головой, провел по ней пятерней.

— Уходим, Варах. Ветер Гималаев всюду веет. И где-то над вершинами реет тот хищник с моим глазом.

— Я пойду с вами, — неожиданно чирикнул Мрга.

Мы воззрились на этого маленького сухого человечка с острым носом, маленькими глазками и непонятным выражением лица — то ли смеющегося, то ли готового ороситься слезами.

— Зачем? — спросил я.

— У настоятеля есть послание к настоятелю Монастыря Шраманеры за Лумбини.

— Мы можем