Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

задач социалистического и коммунистического строительства. Так думал Ленин, поручивший это направление большевистских преобразований женщинам‐большевичкам И. Арманд, А. Коллонтай, Н. Крупской и др. Как только партийная и государственная власть стала сосредотачиваться в руках Сталина (в силу болезни и кончины Ленина), так сразу же начинается наступление и на этом важном направлении. Пресекая все формы рассредоточения (распыления) власти, Сталин постепенно, к началу 1930‐х годов добивается сворачивания этой автономной деятельности женщин‐большевичек и выдвигает другую идею — приобщения советских женщин к социализму через труд, через производство. Идея народного участия расширялась за счет женщины. В рамках программы индустриализации страны это выглядело и убедительно, и более актуально. Тем более этот план предполагал несравнимо более короткий путь решения задачи, а значит, менее затратный и эффективный. Более того, женщина рассматривалась в данном случае не просто как дополнительный ресурс для новой экономики (хотя это было тоже важно!), но и как локомотив всего процесса индустриализации, ее рекламная роль здесь была огромна. К тому же решалась и еще одна важная идеологическая задача; не надо было никого обобществлять, а также разрушать семьи «до основанья», как оплот старой традиции (что предлагали поначалу Арманд и Коллонтай); женщина, пришедшая на производство, автоматически расставалась со старым сознанием, дети ее нуждались в яслях и детских садах (что предполагало их общественное воспитание); наконец, женщина переставала быть экономически зависимой от мужчины, а значит, вопрос о распаде традиционной семьи также решался сам собой. Таким образом, опираясь на новую роль женщины в обществе, Сталину, в значительной степени, как нам видится, и удалось раскрутить маховик индустриализации и главное, на примере первого поколения работниц (а не каких‐то грядущих в далеком будущем) люди увидели колоссальные перемены в окружающем мире. Тем более, что славить и воспевать советский труд советская власть научилась великолепно: через газеты и плакаты, музыку, фильмы, через умелую, рассчитанную на коллективность организацию досуга и отдыха. Для человека в этом обществе постоянно ребром ставился вопрос: «ты со всеми, или ты один?», «ты такой, как все советские, или ты другой?». Даже правильное классовое происхождение не избавляло человека от ответа на эти вопросы; они адресовались ко всем и всегда, и человеку было сложно и порой даже невозможно было не отвечать на них.

Но в данном случае нам важно понять тот важный факт, что народная стихия была по‐своему организована Сталиным, не имевшим, как Ленин, изначально такой общенародной поддержки, и организована с ориентацией на скорую и зримую победу, что и произошло. Сам Сталин понимал, что ему, в отличие от Ленина, вождистский ореол надо будет завоевывать. В 1924 г. он говорил, что создание (!) вождя — процесс долговременный и очень кропотливый: «Нехорошо, если вождей партии боятся, но не уважают. Вожди партии могут быть действительно вождями лишь в том случае, если их не только боятся, но и уважают в партии, признают их авторитет. Создать таких вождей трудно, это дело длительное и нелегкое, но абсолютно необходимое, ибо без этого условия партия не может быть названа настоящей большевистской партией, а дисциплина партии не может быть сознательной дисциплиной»[908]. Опора на труд, на земное преображение жизни были для народа более привлекательны, чем тот вариант, который предлагал Троцкий или Крупская, делавшие ставку на партийность. Победа в индустриализации была более наглядна, чем партийность; к тому же и материализована в конкретные достижения (заводы, фабрики, сотни новых профессий, новый образ жизни), благодаря чему Сталин получил море народных симпатий. Это были симпатии особого рода — симпатии к вождю, приведшему свое войско к победе, от дореволюционной России «сохи и серпа» к современной советской индустриальной державе.

Итак, образ Сталина‐вождя постепенно вырастал из двух источников: 1) из партийных симпатий, которые копились и складывались в процессе внутрипартийной борьбы Сталина со своими противниками за полное единовластие; 2) из народных симпатий, появляющихся после крупных побед вождя на экономическом, политическом и военном фронте. Энергетика вождистских симпатий принципиально другая, отличная от энергетики монархической. Благодать помазания у царя и императора — это исихастская энергетика, идущая от Бога, через помазание; вождь же получает свою энергию снизу, от народа, как следствие душевной, психической энергии большого числа людей, объединенной в одно целое. Вождистская энергетика, собираясь из двух источников, должна была образовывать одно русло, чтобы течь как одна река и главным руслом. Сталин все‐таки выбрал «партийное», а не «народное» русло. Собственно, это был не его выбор, другой возможности собрать вождистскую энергетику в одно целое просто не было. В отличие от народной массы, дававшей хотя и большую по объему психо‐энергию для вождя, но не могущую сделать эту энергию идеологической силой, только партия могла справиться с этой задачей. Вождь же, будучи началом коллективистского лица партии (не народа), был по своей природе партиен, а не народен. Даже в этом контексте «не‐народности», а «партийности» вождя партии были свои отличия у Ленина и Сталина, как двух вождей, которые шли разными путями получения энергии масс. Ленин, который все получил сразу в 1917 г. вместе с победой революции (и которому далее оставалось только играть перед лицом народа в вождя, отсюда его обращения к образам Разина и Пугачева), считал, что партия должна быть численно небольшой, но качественной («ум, честь и совесть нашей эпохи»). В этом случае народу учиться социализму будет легко, для этого ему даже необязательно вступать в партию, нужно лишь научиться ориентироваться, соотносить свои поступки с «совестью эпохи». Так думал поначалу и Сталин, называя партию орденом меченосцев, но потом мнение его изменилось, и он выступил за массовую, народную партию[909]. Эти изменения были связаны с новой стратегией — построения социализма в одной стране. Народность партии позволяла Сталину вести борьбу широко и достаточно открыто. Во всяком случае, он не боялся этого делать; и пресса, и народ были в курсе всех дебатов, ведшихся с представителями правой и левой оппозиций. Съезды, пленумы, конференции также стали ориентироваться на массовую партийную аудиторию, и в этой среде Сталин чувствовал себя своим; он шутил, иронизировал, представлял своих соперников в неприглядном свете. XIV съезд партии, где Сталин стал главным лидером партии, был использован им «не только для изложения своих принципиальных подходов к решению стоявших перед страной проблем», но и превращен «в своеобразную цирковую арену, на которой представители оппозиции исполняли жалкие трюки»[910]. Прочтение стенограмм съездов этого времени (разгрома правой и левой оппозиции) показывает, насколько живо зал реагировал на выступления оппозиционеров; слышны постоянные едкие реплики из зала, иногда шум, если участники особенно были недовольны выступающим. Вождь становится кумиром партийной массы,