Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

только разной социально‐сословной базой. И все же с самого начала какая‐то перекличка, какая‐то связь между ними была. Ведь не случайно же императрица Екатерина II сравнивает А. Радищева, как властителя дум, с его претензией на роль свободного политического мыслителя, — с Е. Пугачевым; и говорит, что этот будет поопаснее бунтаря Пугачева. На роль диктатора претендовал декабрист П. Пестель, которого его собратья критиковали за властолюбие и желание быть вождем. К. Рылеев в нескольких поэмах ясно выражает этот вождистский идеал. Здесь и образ легендарного славянина Вадима, возглавившего восстание в Новгороде Великом против варягов; и Войнаровский — сподвижник Мазепы.

Конечно, дело здесь не в сходстве народного и элитного вариантов вождизма, а в том, что русский народный вождизм становится первенствующим в этой связке, он должен был поглотить элитный западный вариант, пришедший вместе с петровскими реформами. И это происходит к концу XVIII в., после крупнейшего народного восстания под предводительством Емельяна Пугачева. Русская элита после этих событий словно повернулась лицом к этой, жаждущей вождя, части простого народа и сюда направила свою активность. Она возглавила революционное движение в стране, и с этого времени народная протестная активность находилась уже под крылом этого движения. Вот почему в XIX в. мы не видим более таких масштабных народных протестов, облеченных в политические формы. Но вместе с тем, русский вождизм, как идеология антимонархического толка, не стал народным (конечно, в некоторой части народных сил); народное и элитное начало в этом движении не слились в одно целое; элитное лишь подчинило себе народное, возглавило его и держало «на коротком поводке», чтобы использовать эту силу в нужный момент. Такими моментами стал в первую очередь 1905 г., а потом и последующие революции. Вождь октябрьской революции В. И. Ленин активно пользовался этим «народным ресурсом».

Советская форма вождизма

В социально‐антропологическом смысле вождь — это человек ведущий массу людей к достижению цели (победы). Время вождя — это время движения, похода, особых обстоятельств, постоянного отстаивания своей власти, в силу чего перманентная борьба определяет сам характер вождизма. Отсюда эта неприкаянность вождя — все время двигаться и двигаться в информационном поле. Она вытекает из характера его власти; эта власть попущена Богом, но не благословлена, как власть царя или короля. Вождь — это всегда «бич Божий», Аттила, сокрушающий всё на своем пути.

Вождь — это человек, защищающий свою власть любыми способами, и формы защиты не обязательно имеют военный характер (создание сильной армии), но — системный характер, в случае, если вождь сумел одержать победу над другими претендентами и его власть установилась на длительный срок. Индустриализация, коллективизация и культурная революция (а последняя включала в себя не только всеобщее образование и бесплатные — медицину, образование, но и строгую централизацию всей художественной жизни в стране) в этом контексте будут выглядеть как формы защиты власти и жизни вождя от внутренних и внешних недругов. Зачем же, спрашивается, вождю такие громоздкие формы, как централизация художественной жизни? Но именно громоздкость и очевидная нежизненность их — всех этих советских союзов писателей, архитекторов и т. п., где все было подчинено идее вождя, его курсу, его охране, — и иллюстрируют тот очевидный факт, что вся советская система, будто спаянная при Сталине железными обручами, была подчинена одной задаче — хранить покой вождя. Система была, образно говоря, антропоморфна; это был панцирь вождя, его металлические латы рыцаря, да и сам «рыцарь», не случайно назывался Сталин. Прежнее Отечество, бывшее территорией, освоенной отцами и дедами и принадлежащее им навсегда, по этническому праву, стало территорией «отца народов», который и стал своего рода олицетворением прежнего Отечества. Отсюда и вырос «естественный» военный клич «За Сталина!». Страна, как шагреневая кожа, свернулась до территории фигуры вождя, до конца жизни боровшегося, до конца жизни отстаивавшего свое право быть единственным «рыцарем» в стране.

Сказанное позволяет понять — почему у нас в течение советского периода такими разными были экономика и политика, художественная культура и социальная активность власти. Вожди были разные, и хотя все они продолжали оставаться вождями, но все по‐разному поддерживали вождистский порядок. Во‐первых, после Сталина нельзя было уже так беззастенчиво и грубо примерять на себя его пуленепробиваемую шинель (или знаменитый френч), состоящую из крестьян, согнанных насильно в колхозы, рабочих, трудившихся почти за бесплатно как на воле, так и в неволе, репрессированных за несоветское социальное происхождение, несоветские мысли, несоветскую совесть и т. д. Во‐вторых, Великая Отечественная война (именно как Мировая и Отечественная война) стала высшей точкой для вождизма, и этот апогей был пройден только Сталиным; всем другим, хотя и стремившимся быть вождями, достались только локальные войны и конфликты. Все последующие после Сталина вожди не могли уже в такой же степени, как он, подчинять экономику, политику и культуру своей личности, антропоцентрировать их, придавать им личностный характер. А это единственное — броня вождя — и делало Сталина‐вождя авторитетным в глазах народа. Нет на вожде чего‐то из привычной «сталинской брони» и уже вождь не тот, не та сила у него.

Советский вождизм имел свою специфику, отличную от западной формы вождизма. Если последний был националистичен и весь был построен на радикальном понимании отрицания «другого», не‐западного, то советский вождизм отличался интернационалистичностью и воинствующим отношением ко всем политическим формам правления, отличным от советской. Особенной ненависти удостаивалась православная монархия. Таким образом, в одном случае западный вождизм строился на национальной почве, в другом — советском случае, — на оригинальной политической — государственной — идентичности. В одном случае отстаивалась чистота и правильность закона, формирующая чистое общество (расу) и человека. В другом случае за основу бралась форма государственного устройства, от которой целиком зависело все общество, как единый монолит, без разделения на конкретных людей. Вождь выступал или гарантом закона и чистоты расы и человека, или же гарантом сохранения советского строя и монолитности советского общества. Мы должны ясно понимать, что фашизм, как идеология, в его крайней форме германского фашизма является выражением не только германской мысли и продуктом германского общества и Германии в целом, но это — закономерный плод всей западной цивилизации, построенной на католической и протестантской почве. Вся Западная Европа, весь Запад, включая США, ответственны за фашизм! И сегодня историческая экспертиза по поводу разницы и сходства «двух тоталитарных режимов» — советского и германского — может вестись только на паритетной основе. Запад в полной мере должен нести ответственность за фашизм, потому что Германия фактически лишь вырвала во взаимной борьбе у всего Запада, включая и США, первенство быть вождем в этой западной вождистской гонке. И эта же западная националистическая гонка подстегивала СССР,