Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

оппозицией, и одновременно это было олицетворение линии самой партии. Идея, олицетворяющая человека, пробивала себе дорогу вперед, и партия чествовала своего вождя не за общие и глобальные победы в стране, а за внутрипартийные победы; за умение сохранить за партией ведущую роль в обществе, за способность вождя внедрить партию как идейную машину в социум, чтобы с ее помощью контролировать его; за строгость, ясность и простоту партийной линии. Вождь на партийном поприще словно в ручном режиме рисует амплитуду гармоничного биения партийного сердца; убирает необходимые отклонения в ритме, погашает мешающие шумы, убирает препятствия. На вожде лежит главная ответственность за генеральную линию партии, он — первый, потом генеральный секретарь. Секретарь не у человека‐начальника, а у партии, главного лица и субъекта всего процесса. Партия не субъектный субъект. Генеральный секретарь — последний пост, последнее персональное лицо, за которым далее следует деперсонализация — коллективность партии. То есть выше человека, даже вождя, признается только идея, коллективная воля, и у этой коллективной воли человек находится в генеральных секретарях. Конструкция по‐своему мистическая. Откуда в таком случае появляется вождистское начало у руководителя партии? Человек, сколько бы он ни набирал общественного и политического веса, остается человеком, ни в кого другого он не может превратиться; вождь же оказывается результатом неких превращений, в результате которых человек становится частично уже и не человеком, а неким особым коллективным существом, символом, однако не похожим на образ царя. Сталин это начал понимать с самого начала своего вождистского пути. В официальных спорах, обсуждениях он употреблял свое имя в третьем лице, говорил о себе «Сталин», как бы абстрагируясь от себя настоящего, говорящего или пишущего. Так же он относился к своим официальным портретам, к городам и заводам, названным в честь себя. Он считал, что эти знаки уважения к власти живут самостоятельной жизнью, связанной с его функцией вождя и руководителя партии. Нечеловеческое у вождя и есть его вождистская харизма, вождистский образ, олицетворение партии. Вождь является олицетворением партии, но не полным ее олицетворением, а частичным, в ту меру и силу, в которую он сумел обеспечить надежность и чистоту генеральной линии партии. Получается, что «вождь» и «генеральный секретарь» не совпадают друг с другом. Должность генерального секретаря — это последняя из человеческих степеней на пути восхождения наверх; за ней, если человек способен быть вождем, находится еще одна, уже не должностная и официальная, а неофициальная, сверхчеловеческая должность вождя. Вождь — самое начало коллективистского лица партии там, где наблюдается превращение человека в символ, полный или частичный.

Сталин стал практически единым вождем партии после победы над Троцким в 1926 г. И хотя впереди были баталии с правой и левой оппозицией и физическое уничтожение всех мало‐мальски претендующих на место вождя, что растянулось до 1937–1940 гг., но главным лицом в партии все же с 1926 г. становится Сталин. И причина победы Сталина была не столько в его умении вести борьбу со своими врагами, за счет своих особых человеческих качеств, сколько в выборе Сталиным союзника для борьбы. Этим союзником становятся не только спецслужбы, партия и армия (на что сделал ставку другой вождь, Троцкий), но и народная масса. Троцкий ошибся, глядя на Ленина, так мало лично делавшего для собирания любви народной (а политика военного коммунизма, Гражданская война и борьба с Церковью этой любви не прибавляли), не понимая, что Ленин в 1917 г. получил сразу всю народную любовь, в полном объеме. Сталин еще в период Гражданской войны увидел и понял, что за народную массу надо бороться. Тогда, правда, это касалось привлечения симпатий к советской власти нерусских жителей империи, как союзников в борьбе с Белой армией. Но именно Сталин как нарком по делам национальностей занимался этими проблемами и на практике сумел увидеть и почувствовать великую силу народной поддержки. Отсюда, как мне кажется, вождь вынес убеждение, что советский орел, как и прежде, должен быть двуглавым и вождю следует помнить об обеих головах как символах власти.

Отсюда у Сталина, очевидно, и родилось понимание приоритета социализма в одной стране над идеей перманентной мировой революции, где все строилось на монополии партии, как ведущей организующей силы этого процесса. Во внутренней же борьбе за социализм нельзя было опираться только на партию, какой бы гениальной она ни была, нужна была еще вторая «голова», в лице народа. И Сталин в борьбе с Троцким использовал именно эту идею, и к 1926 г. сумел ясно обозначить это направление пути[901]. Генеральная линия партии, таким образом, связывается с этого времени не просто с именем Сталина, но и с самобытной содержательной стороной этой линии. С 1926 г. начинается не только движение в сторону строительства социализма в одной стране, но и разрабатываются первые системные планы индустриализации как общенародного проекта[902].

Интересно отметить тот факт, что именно Сталин предложил и настоял на «народном варианте» захоронения Ленина, т. е. его мумифицировании, хотя Троцкий говорил о кремации, как это было характерно для всех большевиков. Сталин объяснял свою позицию так: весь народ должен успеть проститься с телом Ленина, несмотря на длительность времени, на которое может растянуться это прощание и скорбь[903]. Троцкий же возмущался: «Отношение к Ленину как революционному вождю было подменено отношением к нему как к главе церковной иерархии»[904]. На первом — партийном этапе — утверждения в вождизме Сталин активно боролся против культа вождей, разъясняя, что только один человек Ленин и может быть таковым. Одно из обвинений, которое выдвигалось против вождей левой и правой оппозиции, звучало как желание их быть вождями народа или вождями Красной Армии, как Троцкий. В знаковой работе 1926 г. «К вопросам ленинизма» Сталин увязывает проблему строительства социализма в одной стране с новой ролью партии и новой ролью вождя партии. Он критикует теорию Зиновьева о диктатуре партии, заменившую ленинскую теорию диктатуры пролетариата. Диктатура партии ведет к диктатуре вождей, а диктатура пролетариата — к осуществлению всей программы партии[905]. Эту позицию поддерживал Дзержинский, который со своей стороны настаивал, чтобы ВЧК‐ОГПУ были «органами партии и революции», а не инструментом власти кого‐то из вождей[906].

Нам приходилось уже писать о том, какие масштабные, переломные для эпохи перемены происходят в середине 1920‐х в связи с выработкой со стороны Сталина новой политики по отношению к советской женщине. До этого политика «раскрепощения» женщины подразумевала создание в стране особых адаптационных механизмов для приобщения этой категории населения к партийности[907]. Через партийность виделся самый удобный путь социалистического воспитания женщин и решения тем самым одной из главных