Лорд разрешил мне удалиться, чтобы было время разобраться, где среди этих ёмкостей с притёртыми крышками и разноцветными жидкостями и кристалликами ураниевая соль.
Разумеется, я нашёл её сразу, ну, почти сразу, как только вернул пробиркам их нормальную величину - вот та, желтовато-зелёная жидкость и была настоящей целью Пожирателей.
И я сварил яд, а к нему - по наитию, а не по знанию, как обычно - противоядие. Я, как всегда, решился испробовать действие яда на себе, а потом выпить антидот. Да и то сначала я не ощутил вовсе никакого эффекта. А яд-то оказался неспешным, долгоиграющим, и только спустя сутки у меня начали отказывать почки. Поняв на себе, как он действует… Как же я мучался! И варил новое противоядие, а рядом с котлом стоял рвотный тазик, а выворачивало меня всё равно, что над той выгребной ямою на стоянке легионеров по пути в Сибелиум. И всё это «приятное времяпрепровождение» было гарантировано мне «благодаря» проклятым коробочкам мха, как я думаю, а вовсе не ураниевой соли… После принятия яда, понимая, что меня ждёт долгое развлечение - ведь Тёмный Лорд специализировался на долгоиграющих ядах - я сослался на мигрень, которой Лорд в первом, ещё человеческом обличии и теле, тоже страдал. Я принял новый, в муках сваренный антидот, и он сработал - через несколько часов почки начали функционировать. А Волдеморт, зная, что такое мигрени, и не терпя страданий сам, уважил меня и позволил не присутствовать при испытаниях яда на замученных именно почти что до смерти магглах. Так мне посчастливилось не видеть их отсроченной на несколько суток ужаснейшей кончины от такого любимого Томом, сваренного по его прямому и недвусмысленному указанию о-очень медленного яда. Их, жертв моего «искусства» и садистических наклонностей Тёмного Лорда, ослепших и задыхающихся…
Задумался, забыл вовремя добавить лапчатник жесткокрылый, а-а, добавлю сейчас, главное, чтобы успели развариться мясистые листочки, ну, да они мелкие - дойдут на малом огне.
А неча было в воспоминания мерзостные ударяться! И что же меня прошлое никак не отпускает? Разве я всё тот же «предатель и убийца детей»? Конечно, Сев, это слезами не выплачешь, поклонами маггловскому Богу не отмолишь, это всегда будет с тобою, всю жизнь. И никакая самая великая Любовь не смоет с твоей души той грязи, в которой ты был по уши, да по самую макушку. Вот только Ордену ты больше…таким - убийцей и шпионом - не нужен. Никому ты в том времени больше не нужен, разве что… Гарри. 'Оставь надежду всяк, сюда входящий', - как писал великий волшебник Данте Алигьери!
… А я порою даже специально ухожу в воспоминания, подобные этому, противному, мерзкому, обволакивающему, как паутина, чтобы укрыться от страданий здешних живых людей…Как это было во время захвата племени х`васынскх`, одним из шести рабов которого был Гарри…
И я уже не останавливаю себя в назывании любимого мальчика по имени, нет, не останавливаю… К чему? Всё равно имя Гарри будет всегда вертеться у меня на языке, к делу или нет!
Под грустные и, тем не менее, ещё и возбуждающие мысли о Гарри, Северус доварил оба зелья, потребовал у камерного раба две большие чаши, привозные из Восточной Римской Империи, драгоценные, стеклянные. Такие изготавливались уникальными стеклодувами Аквилеасса* . Именно стекло требовалось для сохранения полезных свойств обоих зелий. Медный котёл в современности был лишь данью традиции, и пересмотру в ближайшие несколько десятилетий эта традиция у алхимиков - европейцев точно не подвергнется. Хотя, вот, к примеру, взять магглов. Так Руди рассказывал в той попойке, что у магглов почти всё в этом «центре» было из стекла, потому-то и разнесли его так основательно и скрупулёзно…
__________________________________
Современная Венеция.Была разрушена Аттилой в четыреста пятьдесят втором году, жители спасались на островах лагуны, где и была позднее заложена Венеция, которую мы знаем. (лат.)
Глава 48.
…Разумеется, «мастер» Выфху не дал в руки какому-то рабу, тем более, пикту недоразвитому, низколобому, такую диковинку, а сам принёс желаемое Господину дома, не забыв ещё раз добавить об огромной ценности и хрупкости венецейского стекла. В ответ за своё, как он посчитал, необходимое нравоучение, ниспосланное Господину дома, он услышал нечленораздельное рычание сего Господина на неведомом г`ыкающем слегка языке; Господина, явно возмущённого наглостью раба. Северус просто обматерил всеми доступными словесами возомнившего о себе слишком много Выфху. Послал его в различные органы Мордреда и Дементоров, не забыв о раздирании на мелкие клочки и обязательном Поцелуе. Вся эта весёлая программка предлагалась несчастному, опешившему столоначальнику, ничего не понявшему из неё, а жаль. Он бы потом три ночи не спал, то плакал, то смеялся от столь зверского послания на неизвестном ему, но превосходном английском, на самом чистом, по мнению многих, оксфордском наречии.
Мастер Зелий просто отнял у растерявшегося Выфху драгоценные чаши, выгнал обоих рабов - и пониже, и повыше рангом и ростом - из своей опочивальни, разлил по грубого качества, но цветным чашам на толстых ножках, приготовленные зелья и немного остудил их заклинанием Freesio.
Через короткое время он покинул свою комнату и вошёл к Квотриусу, призвав Накру, с собой в качестве «будильника», которому уже начал доверять. Пикт с разрешения Господина Северуса мощно рванул обмякшее в глубоком сне тело Господина Квотриуса, и тот, застонав, очнулся от глубокого, уже не исцеляющего, но, напротив, вводящего во Смерть, сна… Однако воспрянул Господин Квотриус ровно настолько, всего лишь настолько, чтобы, не сопротивляясь (почти особо не сопротивляясь), выпить мерзкие на вкус зелья - для начала полную чашу Кроветворного. От этого он порозовел на некоторое время, но затем бледность вновь облекла его прекрасное лицо снежною вуалью, придав брату - бастарду поистине хрустальную хрупкость черт. Казалось даже, сквозь его кожу едва видимо просвечивают все сосуды, пополнившиеся стимулирующим кровообразование зельем. Затем ему дан был Северусом всего один глоток Укрепляющего зелья, особенно отвратительного для любого пациента, но благодарный брат даже не поморщился и не показал своего «бя»- он был уже снова в глубокой дрёме.
Северус оставил Накру и нового камерного раба - одного из полонянников х`васынскх` по имени Рх`алнэ посматривать за Квотриусом и, даже применяя силу, не давать ему не то, что вставать, а даже садиться на ложе - только лежать, да и то в одной позе - на спине, как сам Северус уложил брата. Сам же профессор отправился за котлом с Кроветвором.
По возвращении в опочивальню брата Северус застал смешную картину - двое сильных рабов толкали Квотриуса в грудь, давили на плечи, но тот всё равно почти сидел, оперевшись на локоть и громко возмущаясь неподобающему поведению рабов.