Не хочу спать с Дже… Джулианусом, прекрасное, волшебное имя, имя, достойное мага… А магглам он представляется, как собачка, Джеком. Но ведь он тогда не заработает даже и двадцатки, раз его смена ночная, и он сможет, если ему Фортуна оскалится, подзаработать только к утру, на каком-нибудь пьяненьком маггле или одинокой богатой вдовушке… Нет, пусть… это будет не моя двадцатка.
А-а, пропади оно всё - подарю ему эти деньги, и Элоизе тоже. Время к полуночи, пора бы мне сниматься с места, очень не хочется встречаться с Питкином - стыдно за тот проклятый, прошлый инцидент. А куда ж я денусь-то из этого грязного города с его весёленькой ночной жизнью?
Домой - нет охоты даже ночь провести рядом с этой вонючей клоакой, этим грязным очком - Лондоном.
Хогвартс уже находится под куполом ненаходимости, как всегда после одиннадцати. Значит, придётся ночевать в Хогсмиде, в комнатах у мадам Росмерты в долг - она мне поверит. Но отдать его я смогу только в близящемся ноябре, когда получу жалование. Ну да она мне, как орденец со стажем сотоварищу, хоть и оборотню не откажет и процентов даже не возьмёт. Ведь сегодня не Полная Луна, значит, я безопасен.
Я сделал жест Элоизе, Крошке Лу из волшебных детских сказок, она тут же, как птичка, несмотря на формы, подлетела.
- Я ухожу, Элоиза. Это Вам - чаевые, а это Джулианусу. Передайте, будьте так добры.
- Вы испугались его, сэр? Мистер Пупкинс? Но он же такой ласковый, он Вам понравится. Вы не бойтесь - он же не кусается… Не доверяете нам… таким ущербным? Даже до… такой степени не хотите довериться? А как же Ваши замечательные, такие смелые статьи?
- Я хочу, чтобы сегодня ночью ему, как и Вам, мисс, не пришлось бы… подрабатывать. А уж как я Вам доверяю - Вы, Элоиза, даже и представить себе ни за что не сможете. Да и не нужно Вам знать этого.
- Поймите нас, сэр, из всей деревни на болотах в двадцать домов работают только четверо оборо… человек. У нас стая… То есть, община, так что все деньги мы, работающие, тратим на еду для всех. Иногда еды не хватает, и достаётся только старым и малым. У нас предохраняются, как могут, иногда закупаем самые дешёвые презервативы, иногда сами мужья берегут своих волчи… женщин, то есть, жён, но нужно же, чтобы в семье было хоть трое волчат… Простите, детей. А ещё нужны деньги на Аконит, ведь его всё же подпольно делают, а потом и продают в тридорога. Иногда всей деревней мучаемся, когда не успеваем купить.
- Я прекрасно понял Вас, Элоиза, дорогая…
- Нет, - рассмеялась женщина-волчица, - я дешёвая совсем… Под любого клиента ложусь… Подстилка.
Простите меня за слово, мистер Ремус Пупкинс, сэр - само вылетело, и спасибо Вам громадное за деньги. У нас каждый фунт на счету. А Вы - журналист, да ещё такой смелый. Вам, наверное, хорошо платят. А за то, что словцо, уверена, неприятное Вам, вылетело - так нас же манерам не учили, об Хогвартсе только что, разве, слыхом слыхивали. А об других школах магии и волшебства совсем ничего не знаем. Да и откуда нам слыхивать-то. Отцы и матери сами детей… волчаток своих… грамоте да счёту простейшему учат. Так без палочек и живём. Почти без палочек. У которых в городах работают, у тех есть, прикупили у мистера Олливандера. Вам не противно, мистер Пупкинс, сэр, что я случайно детей… так назвала? Они ж ребятушки у нас ладненькие, крепыши, мы всей ста… общиной следим за этим.
Видно было, что Крошке Лу надо наговорить «высокооплачиваемому» журналисту побольше трогательных и поучительных историй, чтобы тот опять об оборотнях написал, но у Люпина уже была готова статья на первый разворот, и он не собирался писать четвёртую, тем более на такую щекотливую тему. В первую же очередь для самих Элоизы и Джулиануса, раскрывающую настоящее дно магического мира. Не след читателям «Dog`s Bull» знать слишком многое о девонширских болотах и их обитателях. Нет, не стоит больше ни слова писать об оборотнях, не то тем, кто в резервациях, придётся расхлёбывать за своих же сородичей на свободе. Не может быть, чтобы власти не знали о них.
- Да, я… В, общем, я вполне обеспечен. Я буду навещать этот ресторан… время от времени, чтобы помочь.
- Вы действительно так жалеете оборотней, сэр?
- Да, очень. Прощайте, Элоиза, - Ремус решился-таки завершить разговор, - а лучше - отведите меня куда-нибудь в этом заведении, откуда можно спокойно аппарировать.
И Элоиза, пользуясь затишьем в её секторе столиков, повела Ремуса в кладовку, откуда он и попал в дружескую, непринуждённую атмосферу «Трёх Мётел».
Укладываясь спать, Ремус, из которого весь алкоголь уже выветрился - спиртное долго в нём не задерживалось ни-ког-да, думал об очень странном вечере в ресторане, о том, что он остался с тремя сиклями и двадцатью кнатами в кошельке, а надо ещё было купить «Энциклопедию магистра ЗОТИ», которая стоит… Да какая теперь, к Дементору, разница, сколько!
Всё равно, он же собирался купить ночь пусть и маггла, но нуждавшегося в деньгах настолько, вплоть до продажи, да собственной плоти, вот чего! А это подло - пользоваться чужим - человеческим же! - телом для плотского удовлетворения. Пусть даже это тело само себя предлагает и, вообще, оно, тело, но не мозг же разумный, высокоорганизованный - заядлый труженик заезженной, затраханной постели.
В настоящую, профессиональную, если так можно выразиться, проституцию просто из любви к искусству Люпин не верил да и глубоко о таком виде разврата никогда не задумывался. Да и кто сказал бы ему, что такое существует даже в мире волшебников, не то, что более отвязных, безнравственных магглов, ни за что бы не поверил. А вот зря Вы так лирично и пафосно настроены, профессор Люпин, сэр!
Ремус настолько глубоко увяз в мыслях о своей подлости, что забыл даже о подаренных, весьма щедрых для него за всего два стопарика абсента, чаевых, запамятовал попечаловаться об отсутствующем постельном друге и заснул глубоким сном праведника, свершившего благодеяние.
А ведь и на самом деле было так, не правда ли?..
… Перед древним, исстари сохранявшимся, как самое ценное в доме любого ромея, независимо от его происхождения, резным деревянным ковчежцем, несколько на отдалении в ряд выстроились все мужчины - члены рода Снепиусов, в том числе и возродившийся к жизни Квотриус со странно блестящими, часто моргающими глазами. Он пуще меры возжелал слушать славословие Ларам и Пенатам, сказанное от души, как полагалось, а вовсе не традиционными словами. Ибо говорить будет брат его возлюбленный, вернувший его, Квотриуса, к полноценной жизни в столь короткий срок целебными чудесными зельями. Вот же - он может стоять, говорить, хочет есть совершенно неподобающим сыну и брату высокорожденных патрициев образом, выражаясь на вульгарной латыни, как никогда он бы сам не сказал - попросту жрать от пуза, но… Он осознаёт, несмотря на зверский голод, всю важность момента и готов благоговеть пред древнейшими божествами благородных семейств своего отца и уже прощённой мачехи. За что Квотриусу понадобилось прощать прежде, давно, два месяца… или года тому, бывшую любимую, он не знал… не помнил.