Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

не пугался порицаний. Когда его призвал владыка царства У и, забавляясь, предложил покомандовать отрядом из наложниц, тот спокойно принял командование. Наложницы не подчинялись, хихикая. И тогда он обезглавил двух, хотя правитель возражал. Но полководец ему ответил, что в военном деле правитель должен уступать полководцу.

— Не думаю, что это было правильно, — возразил Махакайя.

— Если бы это было неправильно, армия, которую доверил ему правитель, не одержала бы верх над армией царства Чу, а потом и над армиями других царств. Так что вскоре царство У стало могучим. Если полководец слаб, слабо и войско. Он как обруч бочки: даст обруч слабину — и появятся щели, все рассохнется, форма воды исчезнет. Войско и полководец держат форму государства. И ради ее сохранения можно пожертвовать головами.

Император восхищенно смотрел на Пэй Синцзяня.

Тот продолжал:

— Сунь-цзы учил о пяти опасностях полководца: стремление к гибели, стремление к жизни, гнев, излишнее себялюбие и любовь к людям. Все это он должен отринуть. Только тогда полководец возьмет победу.

— Не должен любить людей? — переспросил император.

Пэй Синцзянь кивнул.

— Даже если полководец ласково говорит с солдатами, это означает одно: он потерял войско. И с этой мыслью Сунь-цзы я согласен. А также он говорил, что следует запретить всякие сомнения и предсказания, и тогда умы солдат будут направлены только к победе. Так что этот черный правитель Кришна еще уступчив, коли не пресекает вопросы лучника.

— Глубокое понимание лучше бездумья, — возразил Фа-и.

Пэй Синцзянь усмехнулся:

— Когда на тебя с копьем летит всадник уйгур, нет места пониманию или не пониманию, а есть только одно — умение защищаться и бить.

— Да, да, это так, — со знанием дела откликнулся император, который и сам не раз участвовал в рубке, даже будучи императором.

Однажды, во время похода на Когурё, его окружали всадники, и он сумел расправиться с ними, стреляя из лука, а лучником он был превосходным. Наверное, как Арджуна.

— Зачем же, Ваше Величество, нам слушать эти россказни, когда мы готовимся к новому походу против степных варваров? — резко спросил советник Фан Сюаньлин.

Император обернулся к нему.

— Ну-у… мы же не солдаты, дорогой Фан Сюаньлин. И можем позволить себе размышление. Верно, Пэй Синцзянь?

Пэй Синцзянь открыто улыбнулся, и мелкие зубы резко контрастировали с черными усами.

— Размышление — это не гнев и не злоба, из-за которых Сунь-цзы воспрещал полководцу и государю начинать войну.

Махакайя молчал. Император посмотрел на него.

— А что вы скажете, почтенный учитель?

Махакайя поднял на него глаза.

— О чем, Ваше Величество?

— О войне.

Махакайя ответил с поклоном:

— В той книге было сказано: «У кого же нет творческой силы — нет мира, а если нет мира, откуда быть счастью?»[383]

Дородное лицо императора помрачнело.

Пэй Синцзянь встал.

— Война — великое дело для государства. Сунь-цзы называл ее почвой жизни и смерти, — громко провозгласил он, окидывая присутствующих горячим взглядом из-под черных бровей. — И он же учил, что можно загодя узнать, победа будет или поражение, достаточно ответить на вопросы. Кто из государей обладает Путем? У кого все приказы исполняются? И офицеры с солдатами обучены? И им по заслугам дают награды? И главное: талантлив ли его полководец? — Он посмотрел на монаха с пренебрежением. — А та книга говорит, что война означает бездарность? Но — да! да! — вдруг вдохновенно продолжал он: — Бездарный полководец проигрывает, а талантливый — побеждает. Сколько побед одержал наш император, еще будучи полководцем прежней династии! Разве для того, чтобы овладеть троном, а потом всеми новыми землями на западе и на севере, разве для сражений с умелыми варварами на конях, подобных ветру, не надобен был талант?

И в этот миг зимородок ворвался в поток дхарм этого молодого человека с блестящими глазами.

— Книга славит воинскую доблесть, — отвечал Махакайя, ощущая вкус крови. — И Кришна наставляет Арджуну сражаться. Но, блуждая по лабиринтам этой книги, я, недостойный, обнаружил эти строки, и они показались мне сияющей жемчужиной.

— Это собачье дерьмо, а не жемчужина! — потеряв терпение, воскликнул советник Фан Сюаньлин, сдвигая брови.

Зимородок резко свернул к нему и понесся в его дхармах серо-холодных, иногда липких, подкрашенных алым.

— Прошу прощения, Ваше Величество, — справившись с негодованием, молвил советник с поклоном.

— Но что же случилось дальше? — спросил последователь учения дао Фа-и.

Махакайя наклонил голову и, доставая из рукава свиток, продолжил:

— Кришна явил Арджуне свои образы. И наиболее ужасный — лик Времени. И сияние было, как от тысячи солнц. И сыпались молнии из очей Кришны, хребет его был звездным, в груди вращались солнца и луны, и сияющий ветер вращался над ним диском, и увидел Арджуна, как в зев его вступают сородичи с той стороны поля Куру — Бхишма, Дрона, вожди — и повисают на клыках с разбитой головой, вспоротой грудной клеткой, и пламенные уста слизывают их… У Арджуны волосы встали дыбом, кожа покраснела от жаром пышущего видения. И Кришна изрекал… — Тут Махакайя и развернул свиток с записанным отрывком и принялся читать: «Я — Время, продвигаясь, миры разрушаю, для их погибели здесь возрастая. Я — начало, конец всего преходящего мира. Я — вкус в воде. Я — блеск луны и солнца. Живоносное слово, звук в акаше. Чистый запах. Я — мудрость мудрых. Сила сильных. Я — приношение жертвы. Я — жертва. Я — возлияние предкам, Я — корни, Я — мантра, Я — чистое масло, Я — огонь, возношенье. Я — этого мира Отец, Мать, творец, предок, Я — предмет познанья, Я задерживаю и посылаю дождь, Я пламенею, Я — бессмертие, смерть. Ищущие у Меня крова, хотя б они были дурного лона — женщины, вайшьи, даже шудры — идут путем высочайшим. Размышляй обо Мне, Меня почитай, Мне жертвуй, Мне совершай поклонение. Так ты придешь ко Мне, Мне предавшись, поставив Меня высшей Целью»[384].

Махакайя свернул свиток и, быстро окинув собравшихся взглядом, продолжил:

— И Арджуна закричал, прося, чтобы Кришна смилостивился и принял свой прежний вид. Но еще Кришна сказал, что уже поразил всех врагов Арджуны и они мертвы, а лучник в его колеснице будет лишь орудием, свершающим предназначенное. И вновь затрубили раковины, забили барабаны, и войска сошлись. Сражение длилось много дней, и всюду лежали тела людей, лошадей, сломанные колесницы, мертвые и издыхающие слоны, а земля набрякала, набухала кровью, так что звезды ночью плавали в испарениях и все казались красными, а солнце утром купалось в крови, и всюду летали перепачканные, отяжелевшие вороны, роняя с клювов красные капли. Сражались, вздымая тучи пыли, и ничего вообще не было