Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

у нас — событие.

Но в палате всё по-прежнему. Лежит наш небесный маршал Чжу Бацзе с плотно закрытыми очами.

Все, заканчиваю, Юрочка. Уже поздно, темень на улице, во всех домах окна погашены. Завтра с утра надо в институт, но мы договорились со Светланой Михайловной, что я позвоню — дежурной медсестре ровно в десять, и она будет стоять и ждать и все мне скажет.

Стас, приснись с открытыми глазами.

До свидания, Ша Сэн.

Люба

Глава 14

— Страна Цюйлудо окружена горами, густыми рощами и зелеными пастбищами. Вдалеке под сапфировыми небесами блистают вершины Снежных Гор. Еще их называют Гималаи — Обитель снегов. Индийцы говорят, что там, среди сияющих снежных пиков, обитают боги Индра, Шива, Варуна, Сурья, Вишну. Там раскрыты белоснежные страницы вед. Оттуда скатываются маруты, божества бури, грома, молний, сверкая золотыми мечами и топорами. Они вздымают тучи пыли, обрушивают дождь, валят деревья, выводят реки из берегов, чтобы затопить равнины с деревнями и городами. Я слышал, что богов три тысячи триста девяносто девять. И в царстве Гималаев им есть где разместиться. Среди тех вершин живет Вач — что значит Речь. Речь стекает тысячами ручейков на благодатную Индию, и вот уже сверкает в лучах Сурьи, солнечного бога, и на языке брахманов, лесных отшельников, йогов, монахов, воинов, торговцев, раджей, гимнопевцев, не гнушаясь и уст самых презренных людей — чандалов, уборщиков нечистот, мясников, могильщиков. Божество речи и в их устах сияет. Хотя им и запрещают слушать и произносить что-либо из вед или мантр, сутр, шастр. Но Джанги сказал мне, что никогда не упускал случая, чтобы передать им слово Будды. У иных брахманов и раджей, торговцев и воинов сердца как раз чандалов, тогда как в глазах неприкасаемых ему не раз удавалось увидеть чистый свет.

Мне приходилось читать о них еще у Фа-сяня. Неприкасаемые у них даже акробаты, плясуны, охотники, конюхи…

Тут император возмущенно надул щеки и с шумом выдохнул.

Махакайя продолжал:

— Нечаянное прикосновение к этим людям требует очищения, возжигания благовоний и молитв. Они живут отдельно, как правило, в деревнях, вне города или в особых кварталах. Брать воду из их колодцев нельзя. И выказать им презрение считается правильным.

И, глядя на эти сияющие снеговые индийские вершины, мне, недостойному, было непонятно, как можно разделить Речь? Она нисходит ко всем. И кто может запретить смотреть на эти великие Гималаи?

Но в столице этой страны мы видели, как неприкасаемого избивали плетьми. Джанги спросил, в чем его вина. И люди ответили, что он коснулся дваждырожденного. Наверное, брахмана, или торговца, или воина. Джанги спросил, почему же за него никто не уплатил? Ему ответили, что некому. Тогда он обратился ко мне. Я был готов это сделать, хотя у нас уже и нечем было платить. Если только продать верблюда?

Да наказание неприкасаемого как раз закончилось. И тут Джанги возвысил голос. Он произнес во всеуслышанье: «Нельзя ударить брахмана, но и брахман не изливает свой гнев на обидчика. Позор тому, кто ударил брахмана, и еще больший позор излившему гнев на обидчика». Тут же нас окружили люди. Вперед выступил человек в белой длиннополой рубахе, белых штанах, в сандалиях и в тюрбане такого же цвета, как наши одеяния, с пышными усами и большим носом. «Что такое ты тут говоришь?» — «Это не я», — отвечал Джанги. «А кто же? Он?» — И человек указал на меня. «И не он». — «А кто?» — «Будда». — «Будда твоими устами оскорбляет брахманов!» — отвечал тот человек. «Брахман сам себя может оскорбить не устами, а делами», — сказал Джанги, отходя к нашим верблюдам и Бэйхаю. Я последовал за ним. Но тот человек не отступал. «Нет, погодите. Кто вы такие и куда идете? И почему затеваете здесь смуту? Не заодно ли вы с этим негодяем?» — «А что он совершил?» — спросил Джанги, отвязывая наших верблюдов от деревьев. «Этот презренный коснулся дваждырожденного». — «Вас, уважаемый?» — «Моего господина». — «А чем занимается ваш господин?» — «Как чем? — спросил человек, оглядываясь на людей. — Он дает людям благо». — «Какое?» — «Какое, люди?» — в свою очередь вопросил этот усач.

Послышались голоса: «Господин Гхатоткачи берет в горах красную медь и огненные кристаллы, а также серебро и желтую медь». Усач поднял вверх пухлые ладони, словно ловя эти слова и взвешивая их.

«Ваш господин из варны кшатриев?» — спросил Джанги. «Нет, вайшьев». — «Вот видите, уважаемый! — воскликнул Джанги, выходя с верблюдами из тени деревьев. — А Будда говорил о брахмане. Все слышали? — громче спросил он. — Слова Будды о брахмане?» И люди с ним согласились. Усач лишь растерянно глазел на Джанги, на верблюдов, на Бэйхая и меня. И мы с миром пошли улицами этого города дальше.

Джанги усмехался: «Я сразу раскусил, что этот Гхо… Гху… что роет красную медь и желтую, что этот Желтомедный — вайшья, но намеренно повысил его. Раз им все это так важно. Хотя на самом деле, важно только одно. Что, как ты думаешь, Черная голова?» — «Ом мани падме хум»[381], — ответил я.

И Джанги рассмеялся, показывая белые зубы с прорехой и вращая единственным глазом. «Йиихху! — воскликнул он, потрясая своим красным отполированным посохом. — Клянусь зубом Будды, ты прав!.. Но не возьму в толк, как этот неприкасаемый акробат умудрился коснуться Желто-медного? Что за прыжок он сделал для этого?» — «А он акробат?» — спросил я. Джанги кивнул: «Да, я слышал, как говорили в толпе… Толковали и что-то про сына. Может, он коснулся сына?»

Рассуждая обо всем этом, мы покинули город и шли на юг, пока не вступили в страну Шэдотулу, где много хлебов, золота и серебра и покладистые умные жители носят белый шелк. «А говорят, ваша Поднебесная — страна шелка. Ходит ли у вас так много жителей в шелке?» — спросил Джанги. «Если они из шелка делают леску и рыболовные сети, а также струны для музыки, то эта страна многого добилась», — отвечал я.

И мы спросили у старика, похожего на вяленую грушу, так ли это? Он отрицательно покачал головой в клочьях белых волос, а потом поинтересовался, откуда мы путь держим. Узнав, что как раз с родины шелка и что у нас рыбаки ловят на шелковую леску, а музыканты натягивают шелковые струны, он спросил, шамкая: «А нет ли у вас там волос из шелка?» — И подергал себя за жалкие клочья. «Если бы ты, отец, — поучительно сказал Джанги, поглаживая себя по гладкой