Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

халате кричащего желтого цвета с узкими рукавами и круглым воротником, в узких штанах и мягких кожаных сапогах и в шапке из леопарда и был Пэй Синцзянь. Хотя поначалу монах принял его за кого-то другого, скорее за сопровождающего двух мужей в летах — так он был молод.

После всех церемониальных возгласов и поклонов все наконец уселись и приготовились внимать рассказу монаха с гладко выбритой головой в шафрановой одежде. Почему-то Махакайе почудилось, что он не один, что кто-то готов помогать ему, он даже невольно покосился направо и налево, но, конечно, никого рядом не было. Наверное, просто он погрузился накануне в воспоминания о походе на поле Куру, а ходили они туда вдвоем с Джанги и с тем брахманом.

— …Поле Куру лежит поблизости от столицы страны Стханешвара к востоку. Что мы увидели там? Зеленую равнину с редкими деревцами и маленькими речушками. Эти деревца вдруг и напомнили каких-то героев той древней поры. Говорят, вся эта равнина была усеяна телами, как снопами сжатого хлеба. Много их было, полегших воинов с одной и другой стороны. Много имен. Но сохранились лишь некоторые для потомков. И они и стоят, как эти зеленые деревья равнины Куру. Брахман нам их назвал: Арджуна, Кришна, Дурьйодхана, Бхишма, Друпада, Вирата, Карна, и Дрона, наставник всех этих героев, вставших друг против друга, хотя он и был брахманом, но любил искусство войны и обучал с любовью своих подопечных.

Из-под клюва зимородка брызнула целая стайка рыбок густо-красного цвета над леопардовой шапкой Пэй Синцзяня. Глаза помощника наместника излучали крайнее любопытство.

— И теперь все его ученики встали друг против друга. Обе стороны принадлежали к одному роду. Но они были листвой двух ветвей. А Карна так и вовсе был в близком родстве с теми, против которых по недоразумению встал. Он был братом своих противников, братом по матери. Его матери Кунти один мудрец открыл мантру призывания Сурьи, бога солнца, и она взяла из любопытства и произнесла ее. Явился блистающий бог. Узнав нелепую причину призыва, он велел выбирать девушке: либо соитие с ним, либо наказание ей и тому мудрецу, и она выбрала первое. Так и родился Карна с золотого цвета кожей, крепкой, как броня. Родила она тайно и в корзине доверила ребенка реке. Его нашли и воспитали. И перед битвой настоящая мать открыла сыну тайну его рождения и молила не сражаться против братьев. Карна ей отвечал, что раз она его бросила, то уже и не мать ему. Но все же обещал не разить братьев — всех, кроме лучника Арджуны. Ведь Карна тоже непревзойденный лучник, и пусть боги решат, кто лучший.

И так они выстроились друг против друга. Развевались стяги, блестели щиты колесниц, ржали и фыркали кони, ревели слоны. И вострубили в морские раковины умельцы. Но прежде чем войска сошлись, Арджуна, великий воин, сказал своему колесничему, что дух его смутился от того, что напротив стоят его сородичи, деды, отцы, наставники, дяди, товарищи, братья, как он может разить их стрелами из своего огромного и ужасного лука с именем Гандива? Лук этот был подобен радуге. Арджуна отрекся от победы, счастья, царства и наслаждений, чтобы не утвердилось нечестье, не смешались варны, не упразднились законы, вековые устои. Лучше пусть его безоружного, не противящегося убьют. В этом больше отрады.

И колесничий ему отвечал. А надо сказать, что колесничим у него был бог Кришна, еще его называют Говинда, что значит — Получающий коров, называют Мадхусудана, что значит Убийца Мадху, называют Джанардана, что значит Жаркие лучи, и много у него еще имен. А имя Кришна значит Черный. Это было девятое воплощение богов: Вишну, Бхагаван, Нараяна. Но он же и просто черный раджа, двоюродный брат тех, на чьей стороне стоит его колесница.

И мой Джанги, конечно, воскликнул: «Йиихху!» И шепнул мне на ухо, так, чтобы брахман не услышал, что иногда чувствует себя десятым воплощением Кришны. А я, недостойный, сейчас чувствую себя тем сказителем Санджаем, которому был дан дар ясновидения и яснослышания, чтобы рассказывать слепому и старому радже Дхритараштре, дяде одних и отцу других, все, что он видит и слышит на поле Куру.

Махакайя замолчал. В зале стояла полная тишина. Ароматно курились палочки времени. Потом вздохнул и заговорил:

— И возничий Арджуны сиятельный черный Кришна отвечал, что это все малодушие, его лучше отринуть. Но Арджуна продолжал. Как он вонзит стрелы в дядю Бхишму, в наставника Дрону? Уж лучше быть нищим. Да, лучше крохи подаяний, чем жирная окровавленная пища, ибо она станет на все время отравой. Дворец будет наш, а небесные чертоги? А комнаты чистых помыслов, чистого сердца, чистой души?

Возничий отвечал так: «Тела — это одежды. Их надо сбрасывать, как старые ветхие одеяния. Раз родился — значит, умрешь. Умерев, снова родишься. Носитель тел неуязвим. Коли ты родился кшатрием, воином, то и надлежит свершать свое предназначенье. Не свершать — значит навлечь на себя позор. Главное — не ради плодов стараться и оставаться бесстрастным, чему учит йога. Йога — это равновесие. Дело, конечно, ниже йоги мудрости, если свершать его с пристрастием, ибо от привязанности желание, от желания гнев, от гнева заблуждение, а оно погружает память в потемки, и сознание гибнет, с ним — человек. Но необходимое дело свершай, это лучше бездействия. Да оно и невозможно, тело живет — значит действует. В бездействии бывает действие. И наоборот. Йога! Она очищает, дает бесстрастие, и потому даже любое дело не пачкает, как не пачкаются ослепительно белые листы лотоса, хотя плавает он в грязи. Очищенный йогой не различает ком земли и ком золота, хвальбу и порицание. Поэтому надо сражаться, ни о чем не заботясь».

Монах перевел дыхание и в это время император взглянул на помощника наместника молодого Пэй Синцзяня и просто поднял брови.

Пэй Синцзянь, еще немного помолчав, сказал:

— Этот Кришна, черный властитель, истинный мудрец, как наш Сунь-цзы[382]. Он говорил, что полководец, который, выступая, не ищет славы, а отступив, не прячется от наказания и помышляет лишь о благе государства и народа, — настоящее сокровище. То же самое, что и Кришна, черный правитель.

Император взглянул на монаха.

Тот отвечал:

— Ваша светлость Пэй Синцзянь, могу сказать, что вы правы. Но в речах Кришны есть противоречие. Он восхваляет бесстрастие к похвале и порицанию, а сам вначале грозит Арджуне позором. Но для овладевшего йогой нет позора, если он во всем следует йоге. Он свободен от себялюбия. Кто боится порицаний, уже не свободен.

— Сунь-цзы не был йогом, но