пригласил Тима войти. К его невероятному облегчению, сердце молодого человека не стало биться чаще, а значит, явился он вовсе не для того, чтобы напасть.
Тогда для чего?
– Что случилось? – спросил Аннев, закрывая за собой дверь.
– Я должен кое в чем признаться.
Здесь уже сердце Аннева принялось колотиться как бешеное. Стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, он произнес:
– Вот как?
Вышло, однако, больше похоже на сдавленный писк.
– Да. Мы с Мисти… боюсь, мы тебя предали.
Аннев от изумления лишился дара речи. Хоть он и твердил себе, что никому из братьев доверять нельзя, Маккланаханов он никогда всерьез не подозревал. Просто сторонился обоих – на всякий случай. Так неужели все это время он чудовищно ошибался?
– Это вышло случайно, – снова заговорил Тим, нарушив звенящую тишину. – Мисти не нарочно… мы оба не нарочно… Она ведь такая открытая, совершенно не умеет держать мысли при себе. Вот на уроке и сболтнула лишнего.
– Ты о чем? – растерялся Аннев.
Лицо Тима посерело.
– Помнишь, как мы случайно выяснили, что тебе требуется наша кровь? Мы даже спрашивать не стали зачем, просто доверились тебе. Потому что ты ученик Содара. А еще потому, что ты ни о чем нас не просил – мы сами вывели тебя на этот разговор. Это была твоя тайна, и делиться ею с другими мы не имели права.
Внезапно до Аннева дошло, что пытался сказать ему взволнованный дионах.
– Так Мисти рассказала… вы оба рассказали кому-то, что я хотел заполучить вашу кровь?
В глазах Тима заблестели слезы.
– Не вслух – мысленно, понимаешь? Это случилось на уроке. Адептам было дано задание преодолеть защиту и прочесть наши с Мисти мысли, и Мисти случайно… подумала не то. Адепт Зайс услышал и тут же поделился с остальными. Через мгновение весь класс только об этом и говорил. Я попробовал было объяснить, что они не так поняли, но… сделал лишь еще хуже. Как следствие, братья стали обращаться с тобой как с изгоем. Прости нас, Аннев.
– Когда это случилось? – выпалил Аннев, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди.
На Тима было жалко смотреть.
– Прости, что сразу не сказал. Аннев, мне ужасно жаль.
Кольцо-кодавора подсказало Анневу ответ, который дионах так стыдился произнести вслух.
– Две недели назад!
Теперь понятно, почему братья, едва завидев его, тут же возводят ментальную стену. А он-то, дурак, был так одержим идеей найти убийцу, что даже не попытался узнать, почему вдруг они ни с того ни с сего стали обходить его стороной.
– Адепт Рошель и дионах Пеннингтон решили, что я терранский шпион… или кеокум.
– Так ты слышал? – выдохнул Тим. – Посохи серебряные, Аннев, на самом деле никто так не думает, это всего лишь сплетни, понимаешь? В твоих венах течет даритская и илюмитская кровь, и нет ни капли терранской. Содар бы этого не допустил. Он говорил, что разбавлять кровь – значит разбавлять магию. Каждый в этих стенах знает, что ты попросту не можешь быть терранцем, а тем более владыкой крови.
– Владыкой крови, значит? – горько усмехнулся Аннев. Какая ирония… – Моя магия вынудила меня покинуть Шаенбалу. Там меня тоже называли кеокумом. Я пришел к вам в надежде обрести убежище, но и тут люди опасливо косятся на меня и шепчут в спину оскорбления. – Его тон снова стал мрачным. – Этого не изменить. Куда бы я ни направился, страх и ненависть следуют за мною по пятам.
Тим ничего не ответил – его глаза расширились, и он уставился на левую руку Аннева, затянутую в кожаную перчатку. Аннев опустил взгляд и увидел, что перчатка уже прожжена в нескольких местах и продолжает тлеть, а сквозь дыры проглядывает горящая ослепительным огнем золотая рука.
– Да чтоб тебя!
Аннев сорвал перчатку, рука под которой уже раскалилась докрасна, и бросил на пол, несколько раз топнув по ней.
Тим попятился к двери.
– Ничего страшного, главное – не волнуйся! – сказал Аннев, обращаясь то ли к перепуганному дионаху, то ли к самому себе.
Он принялся дышать глубоко и размеренно, однако вместо желаемого спокойствия ощутил нечеловеческий ужас. Он вспомнил Костяной двор: как стоял там, загнанный в ловушку солдатами Кранака, готовясь сжечь дотла целый квартал. Вспомнил, что чувствовал, убивая Тосана и Маюн… оба они кричали ему в лицо, что он монстр, сын Кеоса… Титус с Терином тоже владеют магией, но их почему-то никто не называет кеокумами. Наоборот, их сразу приняли как своих, а он, Аннев, снова стал отщепенцем. И так будет всегда…
Тут над его золотой ладонью зажегся огненный клубок, который начал стремительно расти.
Тим с воплем распахнул дверь и понесся по коридору, что-то крича на ходу.
Не делай этого, уговаривал себя Аннев, стараясь изо всех сил обуздать захлестнувшие его эмоции. Ты ведь совсем этого не хочешь. Здесь твои друзья… Шраон, и Титус, и Терин. Все эти люди – они хорошие. Они доверились тебе, впустили тебя в свой дом. Не делай этого.
И все же какая-то часть его души, дремавшая глубоко-глубоко, вечно отвергаемая и поэтому не осознанная, жаждала спалить здесь все в пепел. У друзей уже своя жизнь. Шраон его не помнит. Даже Тим с Мисти его предали. Но он может очистить орден от скверны: достаточно лишь щелчка пальцев – и все эти сплетни, ложь и предательство сгинут в торжествующем пламени.
Орден дионахов Тобар канет в вечность, а Квири, древнейший город Империи, превратится в руины.
Это будет так же просто, как сровнять с землей Шаенбалу. Погибнет еще больше людей. И погибнут они из-за того, что он не сумел справиться с собственными страхами и ненавистью. Не сумел избавиться от этой треклятой руки.
Аннев почувствовал, как смертоносный шар соскользнул с ладони, и мебель в комнате загорелась. Через несколько мгновений начнут плавиться камни под ногами – совсем как каменные стены Шаенбалу… после того, как Тосан убил Содара.
Я так и не смог заменить тебе отца.
Аннев задохнулся от неожиданности. Слова прозвучали в его голове сами собой, будто кто-то прошептал их на ухо юноше.
Но я старался. Делал все, что в моих силах. И вовсе не из чувства долга или потому, что считал себя обязанным. Просто я верю в тебя, Аннев, – больше, чем ты сам веришь в себя. И с каждым днем убеждаюсь, что моя вера не напрасна.
Это сказал ему Содар в день перед Испытанием суда. Это был последний день детства. А потом его закрутил бешеный водоворот, из которого он так до сих пор и не выбрался.
Аннев