их сестру.
— Я? — выпалила в ответ Малышка. — Ты кровожадная ведьма! Единственный убийца в этом доме — ты!
Лицо тети Госмейл исказилось в судороге ненависти. Она подняла руку, словно собираясь с силами, а затем махнула ею в сторону Бьятры, одновременно швырнув проклятие, которое приготовила для их мучителя и на которое шесть лет копила силы.
Роуз положил портрет плашмя. Он услышал крик Оггоск задолго до того, как она добралась до его входной двери. Было мало надежды на то, что стюард сумеет ее сдержать, и, конечно, тот не сумел. Удивительнее было то, что вместе с ней вошли Фиффенгурт и девушка Марила.
И, конечно, совсем неудивительно, что вместе с ними пробралось рыжее животное: Снирага, чье имя означало «Трусиха». Снирага, которая когда-то была Бьятрой, Малышкой. Которая превратилась в кошку в трех футах от него, самый страшный испуг в жизни ребенка, и так в избытке натерпевшегося страха. Которая была сначала сестрой, а потом домашним животным для этой невыносимой женщины-банши, стоящей перед его столом и кричащей икшель, икшель, из всех нелепостей. Эта отвратительная старуха, которая с такой же вероятностью могла быть его матерью, как и та, которую она прокляла, или та, которую они отравили вместе с его отцом.
— Я не слушаю тебя, Оггоск, — устало сказал он.
— Ты треклято должен! Ты думаешь, их заявление настолько фантастично, что невозможно?
— Я ничего не думаю — ни так, ни иначе.
— Все сходится, Нилус, разве ты не видишь? Они поднялись на борт не просто так. Они не невежественны и не плавают ни на одном корабле без определенной цели. Я сказала им — Глайя, я приказала этой уродливой девчонке, похожей на болотную крысу, принести мне книгу! Стат-Балфир! Он наверняка есть в тринадцатом Полилексе! Нам вовсе не обязательно было попадать в такое непростительное положение! И твой проклятый квартирмейстер хранил эту тайну в течение нескольких месяцев!
— Я тот, кто проклят.
— Повесь их, Нилус! Отдай их Отту!
— Змеи и дьяволы, женщина, неужели ты не можешь помолчать?
Оггоск ударила по столу своей тростью. Капитан вскочил на ноги и наклонился к ней, и оба заревели друг на друга. Фиффенгурт и Марила попятились.
Затем противники дружно замолчали, разинув рты.
— Что ты сказала, ведьма?
— Я сказала, что любой, кто ступит на берег, будет убит. Ползунами или какой-нибудь ловушкой ползунов. Что сказал ты?
— Что у меня чума, — мрачно ответил Роуз. — Чедфеллоу подтвердил симптомы. Через несколько недель я сойду с ума.
Крики Оггоск возобновились, но они были недолгими. Она упала в обморок, и двое мужчин отнесли ее на кровать Роуза, в то время как Марила побежала за Чедфеллоу.
Существо в камере все еще смотрело на Фелтрупа, все еще ожидая. Голова у него была круглая и пухленькая, как у новорожденного, на пухлых щеках два маленьких, глубоко посаженных глаза мерцали внезапными золотыми вспышками. Большие уши, похожие на засохший батат, торчали из его головы. На существе не было ничего, кроме набедренной повязки, подпоясанной на талии и перекинутой через плечо: это и множество колец с огромными разноцветными камнями на его пухлых пальцах. Тело было толстым и мощным, как у какого-нибудь борца, который бесконечно ел и тренировался. Но ниже колен ноги существа становились лапами чудовищной птицы и заканчивались когтями, которые скрежетали по половицам. На его спине лежала сложенная пара огромных черных крыльев.
— Ты демон, — сказал Фелтруп.
— И что такое демон, скажи на милость?
Фелтруп ничего не сказал. Больше, чем когда-либо, ему хотелось убежать, выскочить к дружелюбным курам, уткам и лебедям с двойными подбородками, захлопнуть Зеленую Дверь и никогда больше ее не искать. Существо улыбнулось:
— Иди сюда, и я расскажу тебе, как вы все умрете.
— Нет, спасибо, — сказал Фелтруп.
— Ваш корабль вполне может затонуть здесь, в Стат-Балфире, и все вы утонете или будете убиты. Если этого не произойдет, вам придется плыть на юг, навстречу смертельным мукам Бали Адро и в лапы Белой Вороны, которую вы называете Макадрой. Или вы продолжите путь на север, в Красный Шторм, который выбросит вас в будущее.
— Но Шторм ослаб, — сказал Фелтруп.
— О, очень ослаб, по сравнению с тем вихрем, каким он был, — сказало существо. — Но ты забываешь о кое-чем гораздо более сильном. О Рое Ночи. Я не могу о нем забыть, однако. Я был здесь, когда в последний раз он ворвался на Алифрос. Я видел его, бежал от него и едва его обогнал, мои легкие разрывались, а крылья были невероятно напряжены — я боялся, что они оторвутся от спины. Это было в разгар войны, более ужасной, чем ты можешь себе представить, и Рой был чудовищным, раздутым смертью. Сегодня это все еще младенец, не крупнее «Чатранда». Если бы вы задержались в открытом море еще на день-другой, вы бы его увидели.
— Опять?
— Он рыщет вдоль края Красного Шторма, — сказало существо. — Сейчас в Северном мире убивают больше, чем в Южном, и, подобно мотыльку, Рой летит на самую яркую свечу. Но он еще не может пересечь Шторм без большого вреда для себя. И вот он рыщет, нетерпеливый, ожидая, когда откроется щель. Когда это произойдет, он устремится к полям сражений на Севере, насытится и станет огромным, затмит солнце и погрузит мир под собой в вечную беззвездную ночь. Тогда его уже будет невозможно остановить.
— Его вообще невозможно остановить, пока мы не избавимся от Нилстоуна! — завопил Фелтруп, бросаясь на пол. Его страх перед этим существом ослабевал по мере того, как он думал о более страшной участи, грозящей им всем. — У нас даже нет Камня, а если бы и был, мы бы не знали, что с ним делать, и Макадра использует все, что осталось от мощи ее империи, чтобы его найти. Возможно, она уже его нашла. Возможно, она уже убила леди Ташу, Пазела и всех моих друзей! Что ты на это скажешь, лживая тварь? Какую надежду ты можешь мне дать?
— Единственного стоящего вида, — сказало существо. — Из тех, что приходят со знанием. И вот некоторые знания, которые я дам тебе бесплатно, в знак моей доброй воли. У Макадры нет Камня. Зато он есть у твоей возлюбленной Эритусмы — или у кого-то, с кем она путешествует.
— Моей Эритусмы?
— Ты называешь ее