что с «
Ночного Сокола» была отправлена лодка с руководством повстанцев на борту. Жители Ормаэла ждали, ворча.
Ничто, однако, не могло подготовить их к этому моменту. Ибо Исик, самый ненавистный человек в истории Ормаэла, объявил город не отвоеванным, а свободным.
Он говорил, стоя на ящике из-под рыбы. Достаточно прочном, но шатающимся под ногами.
— Шесть лет назад я сжег этот город, — прокричал он сквозь толпу. — Не прощайте меня. Я не хочу прощения, которое мне еще предстоит заслужить. Но за те дни, что мне остались, я исправлю все ошибки, какие смогу, и сражусь со злодеями, которые подтолкнули меня к этому преступлению. Я был дураком, что последовал за ними — дураком и трусом. Это был сын Ормаэла, который в конце концов доказал мне это, когда отказался склониться передо мной. Я наказал этого мальчика. Я ненавидел его за то, что он рассказал правду. Он все равно ее рассказал, и благодаря его мужеству началось мое собственное освобождение.
Никакой человек не может отдать вам вашу свободу, народ Ормаэла. Но во имя Арквала и моей императрицы, я кланяюсь этой свободе, сейчас и навсегда.
Одобрительные возгласы были адресованы не ему, но все равно они были оглушительными. Исик мрачно подождал, пока они утихнут, затем опять заговорил с ними.
— Магад Пятый никогда не поклонится вашей свободе, — сказал он. — Он попытается украсть ее обратно, как украл Аметриновый Трон у императрицы Маисы. Он пошлет огромные силы на запад, чтобы уничтожить это восстание. Некоторые бросят его и присоединятся к нам. Большинство этого не сделает. Сегодня мы подобны маленькой собачке, которая кусает тигра. Если тигр повернется и поймает нас, мы умрем. Мы должны быть быстрее. Мы должны уворачиваться и лаять — лаять громко и долго, чтобы услышал весь Алифрос. Мы должны призвать стаю из леса и оставаться в живых, пока она не придет.
Как долго мы должны бегать? Я не знаю. Но я знаю одно: мы не можем защитить вас, пока нет. Если мы останемся, то только приведем вас к неминуемой гибели. Лучшее одолжение, которое мы можем сейчас для вас сделать, — это уйти, отвести огонь Арквала от Ормаэла и вывести тигра из-за кустов. Я не прошу вашей помощи. Это не мое право...
Он замолчал, смутившись, и с трудом слез с ящика. На этот раз радостных возгласов не последовало. Исик чопорно зашагал прочь под их пристальными взглядами, чувствуя себя не столько освободителем, сколько обманщиком. Маленькая собачка бежала. Ормаэл лучше других знал, чего ожидать от тигра.
Сутиния ждала его в глубине толпы. На ней был капюшон и вуаль, чтобы никто не узнал жену второго по ненависти человека в Ормаэле, капитана Грегори. Она глубоко поклонилась, но ее темные глаза не отрывались от него.
— Отличная работа, принц Эберзам.
— Я слышу твою иронию, ведьма, — пробормотал он.
— Надеюсь.
Она смеялась над ним, спрятавшись за этим лоскутком шелка. О, но он ее хотел. День ото дня его желание росло, и абсолютная недостижимость никак не могла остудить огонь. Это стало настолько невыносимым, что он чуть было не попросил Маису отослать ее обратно к Грегори или ко двору короля Оширама в Симдже. Но как он мог, когда Сутиния стала его самым доверенным другом?
Как он мог, если уж на то пошло, когда ее маг-мастерство принесло ему видения Таши? Правда, они приходили только через сны Неды Паткендл, были туманными и суматошными и вообще редко касались Таши. Но Сутиния входила в эти сны, Неда чувствовала ее присутствие и даже, время от времени, отвечала на вопросы. Однажды Сутиния разыскала его на рассвете, все еще в полусне, и вложила ему в руки бомбу:
— Твоя дочь убила его, убила Аруниса. Она обезглавила его мечом Герцила.
Конечно, у него не было другого выбора, кроме как жениться на императрице. Тактически это был мастерский ход: теперь восстановление Маисы, вместо того чтобы расколоть армию, можно было рассматривать как шанс возвысить ее как никогда прежде, дав ей опору в самой королевской семье. И, в отличие от вдовы, супружеская пара могла сделать любого желающего арквали своим ребенком в глазах закона. Они могли бы выбрать любого и сделать наследником.
Что, если дочь вернется к нему? Это может случиться, во имя всех Богов. И тогда Таша может однажды наследовать трон Маисы.
Да, ему пришлось жениться. И Сутинии Паткендл пришлось продолжать оставаться магом, влюбленной только в тайны своего призвания. Однако ей не нужно было продолжать наблюдать за ним таким сводящим с ума образом или украдкой улыбаться, когда они с Маисой уходили ночью в одни и те же покои.
Как и сам брак, эти уходы были напоказ. Ее крошечная армия, ее эмбриональный двор: очевидно, они довольно много думали о том, что старой женщине нужен партнер.
— Они должны думать, что мы супруги, — сказала ему Маиса в тот первый вечер на Болотах. — Они ни на мгновение не должны вообразить, что мы можем не делить постель. Будь готов играть роль, Исик. Проявление любви вдохновляет мужчин, как ничто другое.
Но они не были любовниками и никогда не снимали в присутствии друг друга ничего, кроме куртки или шали, а в своих покоях у них всегда были отдельные спальни.
— Полгода ни с кем не спи, — сказала императрица, — а потом ограничься служанками, пока война не будет выиграна. И проследи, чтобы они уходили до рассвета, всегда. Это семейная традиция.
У него болело колено. Сутиния помогла ему спуститься по лестнице на причал.
Теперь, в порыве безрассудства, Исик поделился этими словами с Сутинией. Она уставилась на него, разинув рот, затем остановилась и прислонилась к стене, сотрясаясь от беззвучного смеха. «Что тут такого треклято забавного?» требовательно спросил он. Но Сутиния только покачала головой и вытерла слезы, прежде чем они намочили ее вуаль.
В тот день днем она ускользнула в город, одна. Маиса пришла в ярость, и Исик тоже был напуган: маскировка Сутинии вряд ли была надежной. Но она вернулась еще до наступления темноты и склонила голову, в то время как Маиса кричала, что никто из ее компании не должен убегать, как своенравный ребенок. Когда Исик догнал ее на палубе «Ночного Сокола», она просто сказала ему, что была в своем старом доме над городом и что на сливовых деревьях под снегом распускаются почки.
Он услышал страдание в ее голосе. Что она там нашла?