Читать интересную книгу Порхающая душа - Лидия Лесная

Белый мак

На плюшевом барьере ложиОпять сегодня белый мак.Вы — дворянин, и вы — поляк,И ваш цветок не лжет. А что жеОн говорит? — «Жду вас одну».Я двадцать дней у вас в плену,В плену у ваших белых маков,В плену у ваших строгих глаз,Чей цвет всегда не одинаков, —Я двадцать дней в плену у вас.В уборной пахнет белым медомПолуувядшик тубероз,А на дворе — морозИ снег, который так похожНа то, что вы зовете — «Lody».Вдвоем в санях нам будет тесно;Зажгутся искры на меху;На вашу черную дохуНочь брызнет звездной песней.Идет к концу четвертый акт.Я чуть устала, чуть тревожнаИ рву рукой неосторожнойНаш слишком длительный контакт —Я уезжаю не домой,Я уезжаю, но не с вами!Я не хочу, пленитель мой,Чтоб рассказали гордой даме,Которую зовут «жена»,О том, что я в плену, как птица,Что я грущу, когда одна,Что мне ваш голос нежный снится,Что вами я больна.Вам, господин из пятой ложи,Я этой радости не дам.Моя любовь служить не можетГосподам.Мою любовь волнуют тениНездешних глаз, ресниц, волос,Моя любовь — стихам и сценеИ воску белых тубероз.Сегодня встречу Новый год — не с вами, мой король, не с вами! —Ломаю дерзкими рукамиНаш путь — греховный, но прямой.Пусть будут пропасти и кручи,Пусть черным станет белый мак.Влюбитесь в этот бред кипучий —Ведь вы — поляк!

«Новый Сатирикон». 1918, № 1.

Мир

Я подарю тебе орлиное перо,А ты мне подари фунт сахарных каштанов,И мы помиримся, и больше я не стануДразнить тебя и звать тебя «Пьеро».Часы в столовой тикают так сонно,И попугай на жердочке молчит.У самовара глупый видОт колпака нелепого фасона.Шуршит твоя вечерняя газета,А я каштаны сладкие грызуИ «Капитан», соленые галеты.Я рада, что развеяла грозу,Что ты сегодня нежную поэмуНапишешь о Пьеретте и Пьеро,Что это я дала тебе такую тему:Фунт сахарных каштанов — и перо.

«Новый Сатирикон». 1918, № 2.

Бердслей

Я проснулась ночью, в три часа.Было тихо и темно. Скрипел паркет.Чьи-то ласковые голосаПели про вчерашний бред, —Встреча в вестибюле у дверей,Шелест слов, не оскорбивших: «Вы одна»?А потом снег, сани, блики фонарей —И печать судьбы закреплена.На стене у вас Сезанн, Бердслей.Мы смотрели, не снимая шуб,И улыбка ваших тихих губДаже там не сделалась смелей.Этот чай на электрической плите!Этот старый, ароматный ром!Кто бессмертный в этот вечер прилетелИ сказал, что мы для мира не умрем?Поцелуй ваш тонет в волосах,И дарит бессмертие нам нежный бред…Я проснулась ночью, в три часа.Было тихо и темно. Скрипел паркет.

«Новый Сатирикон». 1918, № 4.

Саломея

Я живу теперь как в колыбели,Ничего у Бога не прошу, —Только б ангелы всегда так тихо пели,Когда я безгрешно согрешу.Только бы всегда такие светыОзаряли утренний мой сон,И в скрижалях твоего ЗаветаБыл мой Символ Веры укреплен.Только б ты, сверкающий и грозный,Как в вечерней буре Златоуст,Не сказал, что слишком, слишком поздноПить вино мне из нездешних уст.

Комфорт

Это был странный, небывалый случай!Правда, небо весеннее о чем-то пело,Правда, не было в нем ни малейшей тучиИ ночьОченьСтаралась быть белой.Но все-таки… так просто, так легко на крыше…На крыше вагона четвертого класса?!Я всегда была предрассудков вышеИ хотела начать собой новую расу,Но все-таки — крыша и класс четвертый…Это, правда, «возвышенно», и свежо, и ново,И я люблю трюки головоломного спорта,Но на крыше класса… хотя бы — второго!

«Новый Сатирикон». 1918, № 7.

Кто царь? (Сказка Пасхального дня)

Архангел Гавриил в сверкающей одежде!Мой пламенный во гневе Златоуст!Как я могла молиться прежде,Когда мой храм был холоден и пуст?Где были Вы? Кто кутал Ваши плечиВ чуть пахнущий «Korrida» горностай?Вам было холодно, согреться было нечемВ горах, среди орлиных стай.Мой храм теперь наряден, — розовые свечиГорят у золотого алтаря,А Ваши в горностай закутанные плечи —Как в облаках рожденная заря.___________________________________________

Вы сказали: «Никакого у вас нет горностая,Это все — сказки весеннего дня».А разве кошка, самая простая,Не становится нежным горностаем,Когда коснется Вас или меня?Разве под Вашими руками дерюгаНе становится голубым восточным ковром?А тот, у кого такая, как я, подруга, —Не становится разве — царем?

«Новый Сатирикон». 1918, № 9.

Контрреволюция

Царственно и нежно роняете фразы.Лучатся глаза фиолетовой эмали.Разве можно ослушаться Вашего приказаИ не пойти на смерть, если Вы послали?Мне хочется сказать Вам: «Ваше Высочество»И видеть, как толпа склоняет колени.Разве можно называть Вас по имени-отчеству,Вас, князь моих снов и моих томлений!

«Новый Сатирикон». 1918, № 10.

Ручной хищник

Глаза как у тигра, который дремлет.Гибкое тело в истоме змеится.Вы — охотник в каких-то лучезарных земляхИ ранили на солнце изумрудную птицу.Руки с пальцами Рафаэлевой Форнарины —Как стальные держат за гриву льва.Кто вы? Ангельские или звериныеУ вас на губах дрожат слова?

«Новый Сатирикон». 1918, № 16.

Косы

И расплелась покорная коса,И затопила розовые плечи.Бороться было незачем и нечем —И утонула ночь в девичьих волосах.А утром никли пепельные косыИ ждали нового утра,И не слыхали тихого вопроса:«Дочь, где была вчера?»

«Солнце России». 1916, № 27.

Солнце осени

Милая, листок золотой, осенний,Зачем столько слез, столько грусти?ПустьОслабели звенья Цепи, сковавшей вас,Пусть час Ваш настал —Придет новый, — радостен, ал,Как осенние зори,И в ярком звездном узореНочь станет светлым днем.Милая, что тебе в нем?Он не жизнь, не солнце, не — ты.Сначала цвести,Потом увядать должны все цветы.Так и любовь. Скажи ей — «прости» —И сотки из печали наряды,Из слез — свей ожерельеИ осень свою сделай праздником лоз винограда,Праздником хмеля.

«Солнце России». 1916, № 35.

Без руля

Тони в моих глазах?Когда ты дна коснешься,От смерти к жизни ты проснешься,Запутавшись в русалочьих зеленых волосах.Люби меня, тони в моих глубинах!Я для тебя мой жемчуг берегу,Я для тебя горю опалом и рубином,Но это все на дне, а не на берегу.Не жди волны — плыви волне навстречу,Забудь о веслах и о парусах,И я тебе такой волной отвечу,Топя тебя в душистых волосах,Такой волной любви, таким каскадом страсти,Такими брызгами вспененных янтарей,Такими песнями звенящими запястий, —Скорей!

«Солнце России». 1916, № 45.

Пустая комната

Постель нарядная не тронута,В молчанье стен звучит угроза.А где хозяйка этой комнаты,В которой пахнет белой розой?

О ком-то, кто хотел повеситься,О чем-то злом и страшном бредятЧасы, камин, качалка, креслицаИ шкура белого медведя.

Ее любовь была приколотаК его изысканной петлице.И были: страсть, вино и золото, —И было страшно им молиться.

Она шла вверх по шумной лестнице —И тишины на ней искала…О чем-то темном шепчут креслицаИ шелк лиловый одеяла.

«Солнце России». 1916, № 49.

Бисерная роза