СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ
Белая ночь
Ночь похожа на клоуна в белом,С белым усталым лицом,Густо намазанным мелом,В колпаке со звездным концом.Он матово звенит бубенцамиИ нарочно скалит рот.К островам летит над торцамиБольной красавец — урод.И летит, и буйно пляшет,И, целуя, белит Неву,И рукой напудренной машет,И сыплет пудру в траву.И розовой девушки телоНа алом плюше ковраОт ласки его побелелоИ будет таким до утра.
«Новый Сатирикон». 1916, № 22.
Май плачет
Как хорошо в день серый и дождливыйНа столик высыпать костяшки домино,Не слыша за игрой уютно-молчаливой,Как ветер треплет на балконе полотно.Как хорошо у яркого каминаС утра весь день перевернуть вверх дномИ, штору опустив над плачущим окном,Пить кюрасо и чистить апельсины.Как хорошо до вечера ленитьсяИ, толстой «Нивы» за восьмидесятый годЧитая желтые и мятые страницы, —Весь день с утра вертеть наоборот.
«Новый Сатирикон». 1916, № 24.
Пусть
Надо сломать водосточные трубыИ сделать из них барабаны.Ангелы, у всех небесных кубовОткройте медные краны!Облачных гроздий целебные соки,Услышьте барабанный зов, —Пусть хлещут, и свищут, и бурлят потоки,Пусть купаются стены домов.Надо сорвать железные крышиИ рассыпать по улицам гром.Те, кто внутри, проснутся, услышатИ подумают, что рушится дом.Надо окна раскрыть и вырвать рамы —Пусть бьет холодный душ, —Пусть возникают невоплощенные храмыДля воплощенных душ.
«Новый Сатирикон». 1916, № 25.
Жрица искусства
Неизвестно, чем она была до сих пор,Но теперь она — героиня, потому что ее муж — антрепренер.Жалуясь второму простакуНа тоску,Она томно падает поперек диванаИ стонет: «Голубчик, достаньте мне где-нибудь Гюго де Монпасана».
«Новый Сатирикон». 1916, № 27.
Англичанин
Дышит горячими смолами сосновый лес.Мы на теннисе тренируемся вдвоем.Он просит меня все о том же и умоляет ответить «yes».Я бросаю ракетку и ухожу в дом.Потом — темнеет ясность небес.Мне страшно в лесу, когда темно,И я говорю: «Ну, хорошо, теперь — yes»,А он отвечает: «О, miss, теперь — no».
«Новый Сатирикон». 1916, № 30.
Когда темнеет
Хорошо, я буду говорить, а вы молчите.Ваши волосы и струны вашего молчания —Это будут нити,Из которых я сотку повесть без названия.У вас красивый взгляд —Вы смотрите так, будто перед вами висятДавно надоевшие картины,Но вы их любите… нет, вы… вы привыкли.И вы вся такая — будто ветки ивы — длинные-длинные —Над широкой, небыстрой рекой поникли.А когда сумерки набрасывают серое мантоНа ваши усталые плечи,А я зажигаю на камине свечи,То, похоже, будто… нет, не то… я говорю не то.Я обещал не говорить о вас, рассказать о новом,Но вы подарили мне ваше молчание, а я потерял дар слова.
«Новый Сатирикон». 1916, № 33.
Кубарь
Красное, синее, зеленое!Зеленое, синее, красное!Кубарем лечу по уклону, —Опасно — так опасно.Ничего не боюсь — я смелая, —Верчусь в жизненной гуще.Зеленое, синее, белое!Берегитесь, мимо идущие!В вихре — все многоцветно,Все обманно сверкает —И я рада, что не сразу заметно,Кто я такая.Кубарем лечу по уклону, —Опасно — так опасно.Красное, синее, зеленое!Зеленое, синее, красное!
Когда пьют вино
Что это — каприз? Не надо быть гордой.Ну дайте мне вашу перчатку —такую теплую и душистую.Мне кажется, что я лист,Закруженный ост-нордом,Когда вы смотрите своими синими иголкамиПрямо в мои мысли.Влюбленные в вас бесчисленны —Что я? Хотите, я застрелюсь из двустволкиИли из пушки — из чего прикажете?Ах, как вам скучно со мной.Вам надоело веретено шутовской пряжи,А я тку мой ковер для вас одной.Неужели вы бы не улыбнулись даже,Если бы я умер? А если бы умер другой?Ну хорошо, не надо, возьмите свою перчатку.И какая же вы аристократка —Вы едите с ножа…
«Новый Сатирикон». 1916, № 38.
Мед
Вы боитесь? Вы правы. Я могу сломать ваши пальчики.Я — косолапый медведь, а вы — кружевная.Ваши губы — медовый цветок, ликерный бокальчик,А я — косолапый, я знаю.Что же делать? Я люблю ваши руки, глаза и улыбку, и рот.Что же делать медведю? Он любит мед.
«Новый Сатирикон». 1916, № 39.
Ici-bas
Ветер смахнул остаток пудры,И я стала такой, как есть.Он поступил очень смело и мудро,И в том, что он сделал, была умная лесть.Он хотел сказать, что я лучше грима,Лучше той, которой кажусь.Но что мне в том, если все идут мимо,И такая, как есть, я никому не гожусь.Ветер, голубчик, не хочу я быть мудрой,На земле ум тяжел для хрупких плеч.Здесь сердце любимого легче увлечьНе тонким умом, а тонкой пудрой.
«Новый Сатирикон». 1916, № 40.
Жемчуг
Полоски серого бисераОт неба к земле.Небо белое — иссера,И в этой жемчужной мглеВаши губы, моя дорогая,Так строги, так холодны — и вы такая чужая…Меня пугаетЭтот бисерный день. Чьим-то слезам подражая,Слезы дождя вас просят о счастье.Но вы — вы не здесь, вы — в отлете,Вы — будто корабль, чьи снастиГотовы отдаться бурям;Вы несетеВ душе жажду победы над силой,Как узник, узнавший решетки тюрем.И я, приникая к руке,Которая никогда ни о чем не просила,Которая в одной короткой строкеУмеет сказать все поэмы,Забываю о том, кто мы, где мы —И знаю одно: я люблю вас.Пусть по серебряным лужамСкачут горсти жемчужин,Пусть день осенний не весел,Пусть бисерный полог солнце навек занавесил,Что мне солнце?.. И кто в мире мне нужен?..Я люблю вас. Я люблю вас, царица жемчужин.
Премьер
Каждый день получает надушенные записки.Всегда его ждут на какое-то свидание.К нему ходят дамы, барышни, гимназистки.Из уборной часто доносится чье-то «заглушенное рыдание».На письма он никогда не отвечает —Лень купить хороший письмовник,На свидания ходит, но сам их не назначает.Он — первый любовник.
«Новый Сатирикон». 1916, № 41.
Афоризмы
1. По платью
Человек, если в тебе горит золотой огонек,Я не замечаю запаха твоих смазных сапог.Но если огонька в тебе нет,Будь, по крайней мере, хорошо одет.
2. Весы
«Жалко» — о двух концах палка:СветлеетТот, кто жалеет,Но темнеет печальУ того, кого жаль.
3. Театр сегодняшнего дня
Что делать в нашем театре гению,Если нос у него похож на картофель?Сегодняшнему дню нужны: самомнение,Пустая голова и римский профиль.
«Новый Сатирикон». 1916, № 43.
Желтая опасность