Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

– Но это пушки, графиня!

– Вы думаете? – спросила Дюбарри.

– Я уверена. Послушайте.

Действительно то были пушки, бравшие Бастилию.

Г-жа Лебрэн, испуганная, собирает свои кисти и спасается в Париж.

Портрет остался неоконченным, исключая головы.

* * *

Габриэль Делакруа (Прекрасная Лавочница)

Возможно ли, чтобы лавочница была куртизанкой? Милостивые государи и государыни! – это не только возможно, но верно. В царствование Великого короля, Короля-Солнце, как его называли, – в царствование величественного Величества Людовика XIV жила женщина, опозорившая почетную торговлю колониальными товарами… В течение трех лет Габриэль Делакруа, – Прекрасная Лавочница – заставляла краснеть весь Париж от скандала, производимого ее распутством.

Со времени ее процесса, начатого ее мужем, уставшего играть с утра до вечера роль Жоржа Дандена, и двор и город были ею очень заняты.

Ибо история эта кончается очень прозаически процессом.

Прежде всего, чтобы быть правдивыми, признаем, что если лавочник Делакруа был столько раз обманут своей женой, что когда он проходил под воротами Сен-Мартен или Сен Дени, – две совершенно еще новые триумфальные арки, – то сзади его всегда какой-нибудь злой насмешник кричал: «Наклонитесь, наклонитесь, мэтр Делакруа!», – чтобы быть справедливыми, сказали мы, признаем, что если Прекрасная Лавочница делала глупости, то в этом был несколько виноват муж ее – лавочник.

Первую глупость Людовик Семитт Делакруа, лавочник в улице Ломбардов, достигнувший в 1690 году сорока пяти лет, сделал, женившись на девушке едва достигнувшей шестнадцатой весны… И к тому же на бедной девушке!.. Отец ее Онисим Перро, башмачник в улиц Розье, давал на все и про все за дочерью жалкие четыре тысячи ливров.

Четыре тысячи ливров! Спрашиваем мы вас, что он значили для Делакруа – богача, надеявшегося сделаться еще богаче?..

Но она была так хороша, так мила, – эта маленькая Мария Габриэль Перро, – со своими большими глазами, что один поэт сказал ей однажды: « – Вы, мадмуазель, должно быть долго не засыпаете?

– Почему вы так думаете?

– Потому что нужно время, чтобы закрыть эти глаза.»

С розовым и свежим ротиком, с прямыми, подвижными ноздрями, – признак чувственности – она была очень мила!

Лавочник из улицы Ломбардов влюбился в дочь башмачника из улицы Розье, приходя снимать мерку для башмаков. Чтобы повидать прелестную Габриэль, каждые две недели Делакруа являлся заказывать башмаки. Из этого вышло, что когда он женился, он был обут, – если еще не причесан, – на многие годы. Наконец на семнадцатой паре он объяснился. Дело было сразу закончено…

После получасового частного разговора с Делакруа, г. Перро, который был вдов, что давало ему приятное право быть у себя полным хозяином, – позвал дочь и сказал ей:

– Дитя мое, вот г. Семитт Делакруа, который просит у меня твоей руки. Это для меня приятно, а для тебя?

– Но если приятно вам, папа, так мне должно быть приятно.

Какой милый ответ! Очарованный Делакруа упал на колени, воскликнув:

– Я счастливейший из людей! мое сердце, мое состояние – все ваше!

– Я принимаю все, – ответила Габриэль, приседая.

– Когда же свадьба, папа Перро? – спросил Делакруа.

– Но когда вам будет удобно, батюшка.

– Через две недели, чтобы немножко поухаживать за моей прелестной невестой.

– Хорошо. Через две недели, так через две недели. Ты как находишь, дочка?

– Как вы, папа.

– А для начала, завтра же вы оба без церемонии придете ко мне пообедать.

– Для начала мы придем без церемонии пообедать к вам завтра. Так дочка?

– Очень охотно, папа.

Можно ли быть милее?

– Восхитительная женушка будет у меня! говорил, уходя, сам себе лавочник. – Она делает все, что захочет отец. Ясно, что она будет делать все, что захочет муж.

* * *

У Делакруа двадцать лет жила в служанках толстая женщина, крестьянка из окрестностей Оксера, безобразная как смертный грех, но добрая до невероятности, и вмести с тем не глупая. Часто, не подавая вида, в минуту начатия или окончания какого-нибудь дела, хозяин советовался с ней и никогда потом в этом не раскаивался. А какое на свете дело важнее женитьбы? Вернувшись домой, Делакруа рассудил пощупать служанку относительно этого предмета.

– Маргарита, без предисловий спросил он у нее, – что ты скажешь, если я объявлю тебе, что через две недели женюсь.

Толстая Маргарита припрыгнула от изумления.

– Ах, Боже мой! хозяин через две недели?.. Вам верно с неба бросила жену.

– Да, Маргарита, в лавке башмачника Онисима Перро, в улице Розье:

Служанка с минуту размышляла.

– Онисим Перро, башмачник в улице Розье?.. Знаю… я часто прохожу мимо, отравляясь на рынок Белых-Плащей. Вы женитесь на его дочери?

– Да, Маргарита.

Делакруа колебался.

– Гм!.. Она быть может несколько молода для меня, ответил он. – Но несколько лет меньше ми больше, ничего не значит!

– Который ей год? снова спросила Маргарита.

– Полагаю, восемнадцать.

Делакруа лгал. Он знал, что Габриэли было только шестнадцать лет. Но и ложь его ни к чему не послужила.

– Восемнадцать лет! Вы хотите жениться на восемнадцатилетней девушке! воскликнула Маргарита. – Да вы сошли с ума!

– Почему? Если она мне нравится.

– Я очень понимаю, что она вам. нравится. Но, честное слово, это зло! Во рту уже зубов нет, а все еще зарятся на зеленые яблоки… Но следует воздержаться от того, чтобы пожирать их… до этого не достигнуть.

– До этого не достигнуть!.. до этого не достигнуть!.. Говори о себе, моя милая, которой перевалило за пятьдесят!..

– И вы идете туда не на пятках, вот и все!.. Я перескочила вчера, вы перескочите завтра – стоит из чего спорить!

Делакруа нахмурил брови и сухо проговорил:

– Маргарита, вы превосходное существо, – это верно, – и я чувствую к вам искреннюю привязанность, но вы ошибаетесь – очень ошибаетесь, не признавая иногда расстояния, которое нас разделяет.

– Как, хозяин? Потому что я сказала вам правду…

– Довольно! я был глуп, забыл сам, что есть некоторые чувства приличия, в которых вы ничего не смыслите. Покончим на этом. Ступайте в вашу кухню. Ах! на завтра приготовьте особенный обед. Слышите? Завтра у меня будет будущий тесть и невеста. Теперь, бесполезно, я думаю, Маргарита говорить вам, что малейший знак с вашей стороны дурного расположения к той, которая будет моею женою, малейшее неодобрение высказанное вами кому бы то не было по поводу союза, который я нахожу приличным, – будет иметь для вас самые пагубные последствия. Я буду глубоко сожалеть, потому что, повторяю, я вас очень люблю, но если вы меня принудите, я ни минуты не буду колебаться, и откажу вам. Теперь вы предупреждены. Ступайте!

Наклонив голову и не возражая, старая служанка отправилась на кухню.

В течение первых шести месяцев, которые следовали за свадьбой, Семмит Делакруа был счастливейшим мужем и лавочником во всей Франции и Наварре. Счастлив как муж, потому что жена его была как нельзя более с ним любезна; счастлив как лавочник, потому что с тех пор как Маргарита была в лавке он был буквально осаждаем покупателями,

В 1697 году кофе начинал быть в большой моде во Франции, а Делакруа продавал превосходный, благодаря сношениям, который доставил ему банкир Гуа, – его сосед, – с первыми торговцами этим товаром в Голландии. Из всех кварталов Парижа спешили за мокко в лавку Прекрасной Лавочницы, как звали Габриэль. Каждый хотел, чтобы она прислуживала ему; казалось, кофе отвешенный ее белыми ручками, становился еще ароматнее.

Средним числом Делакруа продавал каждый день пятьдесят фунтов кофе, по шесть франков за фунт, который стоил ему только четыре. Было ясно, что через четыре или пять лет, он удвоит свое состояние. Должно заметить, что в то время считали богачом того, кто имел двести или триста тысяч.

Милая Габриэль! ей он будет обязан возможностью в цвете лет, – так говорил Делакруа, – покончить торговлю с хорошим доходом!..

Вечером, когда запиралась лавка, он вел ее на прогулку в Тюльери, Кур-ла-Рень или в Сен-Жермен. В воскресенье они отправлялись в театр. Габриэль была в восторге от артиста Доменика.

Делакруа был на небесах.

– Ну, говорил он тоном веселого упрека Маргарите, – что ты думаешь? Дурно я сделал, женившись на Габриэли?

Старая служанка смиренно наклоняла голову.

– Я была глупа, хозяин.

– В добрый час! Наконец то созналась! Жена моя – игрушечка!

– Да, хозяин, игрушечка.

Но когда хозяин поворачивался спиной, на лице у Маргариты появлялась лукавая улыбка, как бы говорившая: «только посмотрим, как ты убережешь эту игрушечку!»

* * *

Тот банкир, которому Делакруа был обязан тем, что получал кофе от одного из первых домов в Амстердаме, – г. Гуа, его сосед, – никогда не выказывал такого расположения к лавочнику, как с тех пор, когда он завелся лавочницей!,.. Не проходило дня, чтобы он не зашел в лавку, поклониться жене и пожать руку мужу. Потом начинался разговор.