Но с заходом солнца она не исчезла, а ночью стала отчетливо видна и наполнила экипаж страхом. Однажды они уже сталкивались с ней, все, кроме новичков-длому. Красный Шторм, великое сдерживающее заклинание Эритусмы. Ослабляющий магию, разрушающий проклятия барьер, который веками защищал Север от разрушительных последствий чумы, если верить принцу Олику. Он не причинил им вреда, когда они проходили через него с севера: более того, он спас их, рассеяв Вихрь Неллурока, водоворот размером с город. Но теперь...
— Я уже говорил вам, что я думаю, капитан, — сказал Фиффенгурт. — Он все еще там. Но это крошечная неприятность, для нас.
— Вы доверяете Олику? Даже в этом нелепом деле?
Фиффенгурт глубоко вздохнул.
— Я мог бы не доверять, — сказал он, — если бы то, что он утверждал о Шторме, не совпадало бы так хорошо с... опытом мистера Болуту. Они никогда не встречались, капитан. Они не собирались вместе и не сговаривались. Сумасшедшие? Что ж, конечно, они могли бы быть сумасшедшими. Но ни в одном из них нет и намека на безумие. И почему их истории совпадают? Питфайр, это даже не две истории. Это одна.
Роуз уставился на красную ленту. Одна история, но все равно безумная.
— Мне ясно еще одно, сэр, — сказал Фиффенгурт. — Шторм намного слабее, чем раньше.
Роуза пристально посмотрел на него.
— Вы тоже это заметили, — сказал он.
Фиффенгурт кивнул:
— Капитан, вы все еще были пленником, когда мы наткнулись на Шторм в первый раз. Но я наблюдал за ним днем и ночью. Он горел, как лесной пожар Рин, сэр. Говорю вам, он бледный и хрупкий по сравнению с тем, каким был раньше.
— Но он не исчез, — сказал капитан.
Фиффенгурт уставился на далекий огонек, словно желая задуть его, задуть, как свечу, рассеять, как дым, своими руками.
— Да, сэр, пока не исчез, — сказал он.
— Я скажу вам кое-что, Фиффенгурт, — сказал Роуз, хватаясь за поручень, — и пусть Демоны Ям поджаривают меня вечно, если я говорю неправду. Это мое последнее плавание, мой последний корабль, моя последняя вылазка в воду глубже моих яиц. Если я каким-то образом переживу это плавание, я куплю дом в высокогорной пустыне, на краю слевранской степи, вроде того, который дикари строят из глиняных кирпичей и соломы. Я буду жить там с крестьянкой, которая будет готовить для меня, пока я не умру.
Фиффенгурт кивнул.
— Пустыня по-прежнему будет там, капитан.
Но очень немногое помимо нее, мог бы он добавить. Ибо, если они попадут в Красный Шторм, их унесет в будущее: таков был неизбежный побочный эффект заклинания, цена защиты Севера от чумы. Болуту и его товарищи по кораблю перенеслись на два столетия вперед. Судьба моряков «Чатранда», возможно, не будет столь экстремальной: возможно, всего одно столетие. Или восемьдесят лет, или сорок. Достаточно долго, чтобы все до единого люди, которые их знали, умерли.
Роуз взглянул на Фиффенгурта. Достаточно долго, чтобы его Аннабель превратилась в старуху, если не в труп. Достаточно долго, чтобы их ребенок прожил всю жизнь без отца.
И какое зло через сорок, восемьдесят или сто лет сотворит Нилстоун в руках Макадры или кого-то еще? Что, если — как намекали призраки и чего опасалась Оггоск — какой-то ужасный процесс уже запущен силой этого Камня? Тот ужас, который пронесся над головой, штука, которую они называли Роем: что, если говорящая крыса права, и Рой растет на Алифросе, как плесень на апельсине? Перенесет ли их Красный Шторм в мертвое будущее, в убитый мир? Если он уступит Отту, отправятся ли они прямиком в тот самый апокалипсис, предотвратить который он, Нилус Роуз, был избран?
Роуз коснулся шрама на предплечье. Именно эта метка связала его с мятежниками — с Паткендлом, Ундрабустом, девушкой Исик, Герцилом Станапетом, Болуту. Он покачал головой. Два смолбоя, девушка в бриджах, свиной доктор и фехтовальщик, обученный самим Оттом. От судьбы не убежишь. Красный Волк объявил Роуза одним из этих смутьянов. Конечно, это была оскорбительная компания. И все же...
Всю свою жизнь Роуз знал, что ему предназначена особая судьба. За неимением ничего лучшего он долгое время полагал, что судьба — это богатство, бизнес-империя, которая затмит отвратительно маленький феод его отца в Кеппери. Роуз преследовал эту цель целеустремленно и эффективно, став печально известным и незаменимым капитаном, который за определенную цену был готов пойти на все. Он перевозил наемников-волпеков и тайные ополчения, смерть-дым, оружие и содержимое разграбленных поместий. Император Магад нанимал его тридцать раз, даже не зная его имени. Однажды Роуз действительно заплатил огромную сумму одному из подхалимов Магада, чтобы тот показал на него Его Превосходительству во время церемонии в честь Торговой Службы. Никакого списка его многочисленных свершений, никакой лести: просто указал пальцем и прошептал его имя в ухо императора. Придворный это сделал, и так случилось, что Роуз стоял достаточно близко и расслышал небрежный ответ императора:
— Да, да, наш мальчик на побегушках.
Стоять неподвижно и безразлично, слушая хихиканье его коллег-капитанов, пока ублюдок-император неторопливо шествовал дальше, было одним из самых тяжелых моментов в жизни Роуза. Вскоре после этого его положение пошатнулось и он попал в густую тень своего отца. Слишком мало взяточничества и воровства, и тебя будут считать недостойным внимания, болваном, неспособным сидеть за столом с сильными мира сего. Слишком много и они умоют руки, забудут, как ты им когда-то был нужен, бросят тебя на растерзание своре адвокатов, которую держат в собачьей конуре за поместьем. Когда Его Превосходительство лишил Роуза «Чатранда», он почти перестал верить в свою судьбу.
Затем Отт пришел поговорить с ним о возможной миссии на востоке, и, по мере того, как старый убийца рассказывал, мир Роуза расширялся. Я это сделал, подумал он. Я заставил императора обратить на меня внимание, и вот результат. Они вернут мне Великий Корабль, и я использую его, чтобы заставить их заплатить.
В то же время голос разума говорил ему, что Отт был сумасшедшим, а любой монарх, который полагается на него, — сумасшедшим вдвойне, и на какое-то время этот голос возобладал. Роуз сбежал, но сумасшедшие догнали его и назначили командовать. Вскоре после этого намеки судьбы вернулись с удвоенной силой.
Однако где-то между Этерхордом и Брамианом произошло второе изменение. Роуз обнаружил, что заразился странной идеей. Сначала это было просто поддразниванием в муках бессонницы: обрывок сна, шепот призрака. Позже это стало труднее игнорировать, и теперь оно