вверх. В его руке сверкал призрачный нож, бледное подобие лезвия, которое когда-то было длинным и жестоким, но теперь проржавело до нескольких тупых дюймов кости. Сам командир смотрел на оружие с ненавистью. Но этим обрубком клинка он вселил страх и в чудовище: оно отпрянуло, прикрывая глаза от оружия. Затем застонало и бросилось на мост.
Отряду оставалось пройти шестьдесят футов, когда огресса взобралась на вершину акведука. Она уставилась на них с тупой ненавистью, затем подняла закованную в кандалы руку и взмахнул цепью над головой. Цепь с грохотом опустилась, и последнее железное звено ударило раненого селка, опиравшегося на руку Таулинина. Сам Таулинин не пострадал, но мужчину оторвало от него, и Пазел с ужасом наблюдал, как поток уносит безжизненное тело прочь. Огресса отвела цепь для второго удара.
— Назад, назад! — закричал Герцил. — Эта цепь убьет нас всех!
Но отступать назад они даже не пробовали; было достаточно трудно удержаться на ногах, когда карабкались вперед. Предупреждающие крики; затем цепь ударила снова. Раздался громкий всплеск: на этот раз всем удалось нырнуть в ту или иную сторону. Но при этом многие сбились с ног. Они цеплялись за камень, лед, друг за друга — за что угодно, лишь бы не соскользнуть вниз головой в трещину. Пазелу, которому повезло больше остальных, удалось ухватиться рукой за край моста. Принц Олик, почти погрузившийся в воду, дико потянулся и поймал его за другую руку. Одним яростным рывком Пазел вытащил его из воды, а затем с изумлением увидел, что он каким-то образом нашел в себе силы поднять и Ташу: принц держал ее за пояс.
Пытаясь снова подняться на ноги, Пазел оглянулся на мост.
Неда!
Его сестра, кружась, сползала по желобу. Она была вялой, почти без сознания; Пазел подумал, что она, должно быть, упала и ударилась головой. Так быстро. Пазел едва успел закричать, почувствовать, как часть его умирает, и впервые в жизни захотел умереть. Только что его сестра была там, в залитой солнцем воде; в следующее мгновение ее тело засосало в трещину, и она исчезла.
Пазел взвыл, мир затуманился от слез. Он отпустил мост и попытался последовать за ней, и Олику с Ташей пришлось бороться с ним изо всех сил. Затем последовал следующий ужасный шок, когда второе тело достигло трещины и его засосало в небытие: Кайер Виспек. Но старший сфванцкор не ушел беспомощным. Он был совершенно бодр. Он прыгнул в дыру.
Грохот. Цепь снова упала, расколов камень, но на мгновение отряд оказался вне пределов ее досягаемости. Великанша-людоедка закричала на них с края водотока; очевидно, у нее не было ни малейшего желания лезть на мост через пропасть. Сунув руку в мешочек, висевший у нее на поясе, она вытащила пригоршню черного порошка. Таулинин проревел предупреждение, но было слишком поздно: людоедка сдула порошок со своей руки, и в этот момент он вспыхнул пламенем.
К путешественникам устремился шлейф оранжевого огня. Над краем желоба его вскоре развеял ветер, но прямо над поверхностью воды он скользил до тех пор, пока не разбился о щиты воинов. Пазел видел их лица: некоторые из них были обожжены. Людоедка уже подносила к губам очередную пригоршню.
Лук Герцила снова запел. Огресса издала убийственный вопль, выронив порошок и схватившись когтями за лицо. Стрела вонзилась ей в глаз.
Крик монстра продолжался и продолжался. Она вырвала древко вместе с большей частью глазного яблока. Она развернулась и вслепую взмахнула цепью, и оставшиеся лучники были сметены с башни. Когда ей удалось снова ударить по мосту, цепь прошла в нескольких дюймах от лица Таулинина.
Затем предводитель селков совершил удивительную вещь: он прыгнул на цепь. Огресса упала на колени, прижимая одну руку к окровавленной глазнице. С каждым рывком ее руки Таулинин поднимался все выше по желобу.
Командир длому увидел, что происходит, и закричал. Два атимара ворвались на мост и были раздавлены, когда великанша в агонии покатилась по ним. Пока она с трудом поднималась на четвереньки, Таулинин отпустил цепь и вытащил свой меч. Затем он пошатнулся. Стрела хратмога пронзила его ногу ниже колена.
Огресса увидела Таулинина и потянулась к нему. Но Таулинин еще не был побежден: он боком прыгнул в ее слепую зону, затем протянул руку и схватил в охапку ее спутанные волосы. Великанша развернулась, подбросив его в воздух, и Таулинин точным рубящим движением провел клинком по ее яремной вене.
Из шеи существа хлынула кровь. Таулинина подбросило высоко вверх, и он приземлился на поляне. Людоедка упала вперед в желоб, и в течение нескольких секунд все они чувствовали тепло, когда поток вокруг них окрасился в багровый цвет. Затем поток совсем прекратился. Тело огрессы загородило желоб, и вода переливалась через края.
Словно какая-то обезумевшая банда каннибалов, выжившие, забрызганные кровью с ног до лица, бросились в атаку. Пазел услышал дикость в собственном голосе и не узнал себя. Он изменился; он потерял свою сестру. Он взобрался на тело все еще дрожащей людоедки и вонзил свой меч ей в живот. Только убийство могло изгладить смерть внутри него. Он спрыгнул вниз, на поляну, воя, требуя продолжения.
И продолжение последовало. Теперь, когда огресса была убита, вернулись хратмоги. Отряд превосходил их числом, но существа были высокими и сильными, как быки, и лучше владели топорами и зубами, чем своими луками. Пазел по-прежнему не испытывал страха. И, атакуя, он чувствовал, как ярость и горе уменьшаются. Для них не было места; в его сознании могли существовать только поступки. Он затанцевал среди топоров, рассудительный, ненасытный, спокойный, а затем сделал ложный выпад влево и развернулся вправо, пропустив топор над собой, и перерезал горло хратмогу до кости.
В том сражении он больше не убивал, хотя и помог сделать это капралу Мандрику: Пазел отвлек одного из хратмогов своей атакой, и турах смог вонзить свой клинок в спину существа. Пазел не устал, ему не было холодно. В его сознании молниеносно мелькали все тренировки, формы и предыдущие сражения путешествия, и он последовал за ними, не задумываясь. Герцил как-то сказал: В битве ты делаешь выбор; когда все закончится, ты узнаешь, каким он был.
Наконец пришло время, когда больше не осталось хратмогов, которых нужно было убивать. Пазел повернулся. Селк валил на землю последнего из существ. Один солдат-длому лежал, слабо подергиваясь. Другой селк умер на куче снега, топор все еще торчал у него из груди.
Затем Пазел увидел Таулинина.
Предводитель селков был на краю поляны, двое оставшихся атимаров держали его