дольше.
Роуз обиделся. Он прекрасно мог отсрочить отход без помощи кого бы то ни было.
— Мы нашли этот остров не только по компасу, но и по карте, — объяснил он (как бы взбесился его отец: объяснения, не моряку и шпиону!). — Но на Правящем Море нет ни карт, ни ориентиров. Если то, что произошло в Масалыме, изменило направление стрелки компаса всего на полградуса, мы можем отклониться от курса на много сотен миль — и попасть, например, во льды Нелу Гила или в центр военно-морской запретной зоны Мзитрина. Это усложнит ваши планы относительно Шаггата гораздо больше, чем дополнительный день или два на подготовку.
Однако кое в чем Отт был прав. Остров назывался Стат-Балфир, и Роуз действительно хотел повременить. Но никогда не стоило признаваться в этом желании Отту или кому-либо еще на борту. И даже если мастер-шпион был слеп к этому, факт оставался фактом: сейчас «Чатранд» находился в большей опасности, чем когда на него напал Бегемот.
Случилось немыслимое: оба главаря банд погибли в течение двух недель. Роуз разыграл свою единственную карту, повесив Дариуса Плаппа. Хотя они еще не осознавали этого, этот жест ознаменовал конец его контроля над обеими бандами. Их члены могли бы устроить бунт, поубивать друг друга, отомстить за поколения кровопролития на других судах, на этом судне, на набережной Этерхорда. И еще чума, от которой никто не мог их избавить, а также страх, что враги все же могут их настигнуть. Единственное, что все еще могло породить надежду и сотрудничество, — перспектива возвращения домой. Если бы когда-нибудь возникла мысль о том, что Роуз сознательно откладывает это путешествие, не только капитанство, но и сама жизнь оказалась бы в опасности.
Роуза подпрыгнул. Снирага терлась об его лодыжки. Он рявкнул на нее, кошка отскочила на несколько ярдов в сторону и принялась вылизываться. Этот звук. Как он его ненавидел. Вслух, ни к кому не обращаясь, и уж точно не к кошке, он спросил:
— Где, во имя всех дьяволов, мистер Фиффенгурт?
Но, конечно, кошка не имела никакого отношения к квартирмейстеру. Ее работа состояла в том, чтобы сопровождать грызуна Фелтрупа, который даже сейчас подбирался к Роузу.
— Приятного вам утра, капитан, — сказал Фелтруп, — и, если позволите, леди Оггоск просит вас нанести ей визит при первой же возможности.
— Визит? В ее каюте?
— Она просит позволения сообщить вам, что надеется на семейное коммюнике.
Крыса часто нервничала в его присутствии. Роуз понятия не имела почему, но это расстраивало его, как что-то неразумное.
— Говори прямо или убирайся, — сказал он.
Крыса заерзала:
— Она беременна...
— Ты ненормальный.
— Беременна предвкушением, сэр. Относительно вышеупомянутого послания.
Руки Роуза сжались в кулаки:
— Я по-прежнему понятия не имею, о чем ты говоришь, и я запрещаю тебе повторять это снова. Мы вот-вот войдем в порт Стат-Балфир. Скажи Оггоск, что я буду недоступен до сегодняшнего вечера, самое раннее до шести склянок.
— Как вам будет угодно, капитан. Любопытно, однако, что леди Оггоск могла так грубо ошибиться.
— Ошибиться?
— Она была уверена, что вас заинтересует... как бы это сказать... некроотцовское послание. Но я не буду говорить, не буду! Ибо вполне вероятно, что мне не удастся уловить пыл, с которым говорила герцогиня. Крайняя необходимость, в двух словах. Да, крайняя необходимость.
— Я бы с удовольствием тебя растоптал, — сказал Роуз.
Фелтруп обнаружил острую необходимость оказаться в другом месте. Роуз смотрел, как он убегает, думая: некроотцовское послание. Письмо. От отца. Еще одна порка с того света.
— Фиффенгурт! — проревел он. — Клянусь черными Ямами, где может прятаться этот человек?
На самом деле квартирмейстер стоял всего в ярде слева от него, ожидая, когда его узнают. По его скорбному выражению лица Роуз понял, что Фиффенгурт принес плохие новости.
— Что случилось? — требовательно спросил он. — Скажи мне. Немедленно!
Фиффенгурт достал из жилетного кармана листок бумаги и передал его капитану. На нем были написаны три имени. Двое были моряками, из Бернскоув Бойс, третьим — смолбой по имени Дерст. Из Кеппери, как и сам Роуз. Он знал об этой семье, Дерстах. Нищие, на протяжении многих поколений. Отец Роуза владел землей, на которой они построили свои лачуги.
— Мужчин задушили, — пробормотал Фиффенгурт себе под нос. — Парень все еще с нами... в некотором роде.
Еще одна жертва чумы. Роуз смял листок в своей руке:
— Где были совершены убийства?
— Неизвестно, сэр. Тела были засунуты в форпик. Старый Гангрун обнаружил, что из-под двери сочится кровь.
Роуза стоял очень тихо. Фиффенгурту было еще что сказать, но ему еще предстояло это осознать. Обычно этот человек был прозрачен. Во время их первого перехода через Неллурок это качество сделало попытку Фиффенгурта организовать мятеж столь же очевидной, как рекламный щит, висевший у него на шее. Но теперь в нем чувствовалась определенная двойственность. Было что-то, о чем ему не терпелось рассказать, но и о чем он боялся даже думать.
Роуз решил вытянуть из него все. Он безжалостно глядел, пока Фиффенгурт не начал ерзать и моргать. Каждый из его офицеров производил фоновый гул, просто стоя и размышляя; это были предательские шумы низших умов. Роуз наклонился ближе, навострил ухо. Фиффенгурт слегка отклонился назад.
— Что это? — спросил Роуз.
— Что что, капитан? — Фиффенгурт чуть не кричал.
— Мне нужно ваше мнение. Должны ли мы войти в бухту или нет?
Квартирмейстер сглотнул:
— Мы не знаем, есть ли там фарватер, капитан. Рифы...
— К черту рифы. Предположим, что проход возможен. Должны ли мы войти, должны ли мы попытаться там высадиться?
Фиффенгурт потел. Он пожевал губами, готовясь произнести какую-нибудь глупость. Роуз предостерегающе поднял палец:
— Я вижу вас насквозь, сэр. И не желаю слышать ложь. Вы примете решение о том, чем хотите поделиться со своим капитаном, зная о его священной обязанности охранять жизнь этого экипажа. Не прячьтесь, Фиффенгурт. Решайте, и как можно скорее. Согласны?
Квартирмейстер был ошеломлен. Он подготовил себя к тому, чтобы противостоять угрозам или насилию, но не к этому:
— Согласен, согласен, капитан. Благодарю вас, сэр.
Роуз медленно кивнул. Затем он передал Фиффенгурту подзорную трубу:
— Что вы думаете о Шторме? — спросил он.
Далеко на севере вдоль кромки океана тянулась алая полоса. Она была примерно в три пальца шириной и бледнее, чем застарелое винное пятно на льняной скатерти.