словно всю оставшуюся жизнь не смогу больше чувствовать его.
— Хочешь кофе?
— И мороженое…
Глава 10. Ты слышишь сердца стук?
Мы до утра просидели на кухне, ели мороженое и запивали его кофе. В семь утра в дверном проеме появился сонный Иван и удивленно уставился на нас: я сидела, укутавшись в одеяло, и самозабвенно ложкой доставала из баночки мороженое, Ник варил третий раз кофе, на столе валялась пустая пачка от сигарет и ещё одна начатая.
— Доброе утро, — протянул Иван и поморщился от неловкого движения, которое явно причиняло ему боль.
— Доброе, — буркнула я. Не люблю, когда кто-то вмешивается в моё утро.
— Кофе? — обернулся к нему Ник.
— Наливай… — геодезист прошёл к столу и медленно опустился на стул. — И давно вы тут сидите?
— Часов с трёх, наверное, — пожал плечами священник.
— Сумасшедшие… И чего вам не спится?
— Мороженое вкуснее ночами, — не знаю почему, но этот Иван вызывает у меня смешанные чувства. Такое ощущение, что он скрывает что-то. Не люблю тайны. Мне хватает и Ника с его непонятным прошлым.
— Если б я не знал Ника, то подумал бы, что вы тут точно не мороженое ели и кофе пили…
— Хам, — выпалила я, неизвестно почему обозлившись.
— Гата! — священник так строго посмотрел на меня, что мои щеки моментально запылали огнём. Жарко. Может, он ещё и пожурит меня, как маленькую девочку.
— Разве я не права?
— Я же просто пошутил, — Иван состроил кривую рожицу. Да уж, подружиться у нас не получится, готова поспорить.
— Тогда извини, но я таких шуток не понимаю.
— Просто спать надо больше… — безапелляционно заявил Иван и взял из рук Ника кружку, — спасибо.
— Надо… — мой голос неожиданно дрогнул. Я вспомнила ночной кошмар, и мне снова стало холодно.
Осторожно положив ложку на стол, я подобрала одеяло поудобнее, и молча вышла. Не хочу ни с кем разговаривать. Не знаю, что происходит, но я никак не могу взять себя в руки. Хорошо, что Ник не пошёл за мной, наверняка всё понял — он всегда всё понимает. Быстро умывшись во второй ванной, я собралась и вышла на улицу. Мне нужно проветриться, а заодно забрать документы из почтового отделения.
На улице сыро и холодно, наступивший ноябрь совсем серый и мрачный. Скорей бы выпал снег, тогда станет светло и чисто, можно будет подолгу гулять и наслаждаться ярким блеском снежинок, может, даже готовиться к Новому Году и Рождеству. Пока я стояла в очереди на почте, то продолжала размышлять о том, что успела узнать о Нике, вспоминала его слова, сказанные ночью. Нужно что-то решать. За эти два месяца я настолько привязалась к священнику, что уже и забыла, как жила без него. Но пока мои чувства не переросли во что-то гораздо более серьезное, есть шанс освободить нас обоих.
Женщина из почтового окошка посмотрела на меня строго, похоже, я пропустила какой-то важный вопрос, и неожиданно получила в руки два больших конверта. Попыталась возразить, что у меня должно быть только одно письмо, но на втором конверте тоже написано моё имя. Странно.
Я дошла до ближайшего сквера и присела на скамейку. Слышу, как звонит телефон в сумке, а на руке вибрирует браслет, — сегодня мне удалось не забыть взять всю технику с собой. Отвечать не собираюсь, даже не стану смотреть, кто пытается со мной связаться. Знаю, что нужно вытаскивать себя из такого состояния, но не сегодня. Надо прожить этот день, перед сном выпить приличную дозу успокоительных или снотворных таблеток, отоспаться, а вот завтра…
В первом конверте лежат мои документы об увольнении и трудовая книжка. Всё, как и положено. Отлично. Значит, с завтрашнего дня можно спокойно приступать к поиску новой работы. Я убрала документы в сумку и открыла второй конверт. Отправитель не указан, внутри конверт поменьше, но достаточно толстый. Раскрываю и его: там фотографии, много. Сначала мои глаза отказывались узнавать до боли знакомую фигуру, мозг лихорадочно искал объяснений. На фотографиях, даже там, где не было видно лица, я узнавала Ника: вот он крепко жмёт руку молодому парню лет двадцати пяти, если судить по времени, указанном на фото, то он должен был быть на службе; на другой фотографии священник разговаривает с девушкой небольшого роста, у неё длинные волосы, собранные в хвост, большие черные глаза. Я продолжаю перебирать фотографии, вижу, как Ник легко обнимает девушку, она улыбается ему, снова какие-то люди, они передают ему черный сверток. Дальше я не смогла рассматривать фото внимательно, столько всего — люди, встречи… Чем занимается Ник, кроме службы в церкви? Почему бы честно не сказать, что у него есть ещё какое-то дело?
Чувствую, как сердце каменеет, отказываясь быстро и радостно биться. Неужели всё — ложь? Может быть, майор был прав, и Ник действительно занят чем-то противозаконным? Получается, что… А что получается? Нужно прямо поговорить с ним. Глупая затея, он снова ничего мне не расскажет. Зачем я вообще ему нужна, зачем заботиться обо мне, зачем держать рядом, если потом врать? Убивать, курить, хранить оружие, — можно. А любить меня — нельзя? Тоже мне, священник. Мысль, которая промелькнула утром, обрела притягательную силу. Нужно уходить. Собирать свои скромные пожитки и бежать. От себя, от Ника, от ужаса, который я продолжаю испытывать при взгляде на дверь в ванной. Это глупо и по-детски наивно, но так будет лучше. Обрубить всё сейчас и не страдать в будущем, забыть, вычеркнуть. Да.
Такое ощущение, что кто-то пристально смотрит мне в спину, я чувствую на себе холодный прямой взгляд. Медленно оборачиваюсь: по скверу гуляют мамочки с колясками, собачники, никто даже не смотрит на меня. Только когда добрела до знакомого подъезда, задалась вопросом, а кто, собственно, мог прислать мне эти фотографии и с какой целью? Запугать, настроить против Ника? Столько вопросов и никаких ответов. И снова этот взгляд на моей спине. Неужели кто-то всё же следит или это нервы совсем плохи после очередной бессонной ночи?
На всякий случай решила подниматься по лестнице, чтобы слышать, кто заходит в подъезд за мной. Надеюсь, дома никого нет, тогда я смогу отдохнуть, собрать вещи и уехать. Иначе, чувствую, меня засосет воронка странных и жутких событий, и выбраться уже не будет никакой надежды.
Я уже почти привыкла за эти дни, что со мной рядом ступает страх. Вот и сейчас, как только я поняла, что буду совершенно одна в квартире, руки затряслись. Никак не могу выбрать из связки нужный ключ.
— Агата, — хриплый