отступившую Флору, от неприятного разговора это бы их не спасло.
– Ты чего бродишь ночами, принц? – пробурчал Винсент, отвлекаясь от двух непонятных кусков кожи, которые он тщательно сшивал.
– Дело есть.
Ксандер встал прямо перед ним, в едва паре шагов, глядя на него в упор. Белла прошла быстрыми, дробными шагами по комнате, будто вымещая рвущийся наружу гнев. её брови были сведены; Одиль помнила, как подруга неделями училась их сводить, стараясь выглядеть серьёзнее и грознее, так, что наконец на переносице образовалась маленькая морщинка, которой Белла тихо гордилась. Сейчас хмурилась она натурально. Адриано сел у двери, на самом пороге, скрестив под собой ноги, а руки – на груди. Флора на него опасливо покосилась, как будто боясь об него споткнуться случаем.
Сама Одиль выбрала встать за единственным пустым стулом: на его грубо вытесанную спинку можно было опереться и незаметно размять левую ступню, занывшую от влажного холода и велосипедных гонок. Спиной она оперлась о подоконник, стараясь размеренно дышать свежим воздухом – её мутило то ли от усталости, то ли от волнения. Легче не становилось – явно вновь собиралась буря, воздух был тяжёлым, одуряюще пахли связки сохнущей травы, развешенные по стенам, и у неё гудело в ушах.
– Где мой брат? – услышала она сквозь этот гул голос Беллы.
Винсент и Флора как по команде оба посмотрели на Адриано, который остался молчалив и бесстрастен.
– Речь о Фелипе Альба, – сказал Ксандер с той сдержанностью, испытывать которую уже не стоит.
– А он здесь? – распахнула глаза Флора, мимоходом поправляя какой-то из травяных веников. – Я только слухи слышала, ну, мы же говорили…
Белла вздохнула, собираясь говорить, но Ксандер глянул на неё, и она сдержалась. Снова. Второй раз за этот вечер, отметила Одиль. Это было правильно: в этом месте, с этими людьми, у Ксандера было больше власти требовать ответа, а сейчас только это и имело значение. Но было положительно занятно, что это поняла Белла – должно быть, от неподдельной тревоги своей.
– Вы слышали слухи, – сказал Ксандер, – и когда увидели человека, которого приняли за Альба, решили его убить.
– А что делать было надо, а? – Винсент отложил свое рукоделие и повернулся к своему принцу лицом. – Поклониться земно и милости просить? Или ручку целовать?
Флора фыркнула. Адриано слегка поёжился, словно представив себе эту картину. Белла, которая, умолкнув, возобновила свое путешествие по деревянному, темному от времени полу, развернулась к нему на каблуке.
– И много таких, кто кланяться и целовать и не подумает?
– Порядочно, – кивнул он и вдруг зло прищурился, как там, на лодке. – А что вы думали? Что ты думал, Ксандер?
Одиль качнула головой и тут же в этом раскаялась: у неё возникло ощущение, что содержимое этой головы стало жидким, а неосторожный жест его ещё и расплескал. Буря снаружи не собиралась униматься, как и шум в её ушах, и этот злосчастный плеск. «Только бы не мигрень», – с отчаянием подумала она. Скорее бы они договорили, скорее бы узнали, скорее бы нашли пропащего Фелипе – и можно будет положить отяжелевшую голову на подушку и забыться.
– Я думал, – твёрдо отозвался Ксандер, – что у нас не устраивают бессудных расправ. А ещё…
Винсент тяжело поднялся. Флора тоже шагнула к ним, шлепая босыми ногами.
– А что остается, а? Терпеть и смиряться?
– Или ждать? – в тон ей подхватил её брат. – Пока ты соизволишь очнуться и понять, что к чему! А если сам не соображаешь, то послушай хотя бы свою матушку – вот кто понимает, что дело надо делать, а не терпилкой страдать!
Снаружи – прямо за спиной Одили – снова пушечным выстрелом ударил гром, и она пожалела, что не заткнула уши. Хотя, судя по тому, как помрачнел Ксандер, это было ещё нелишне.
– При чём здесь моя мать?
Винсент опустил глаза, но тут же ему на выручку поспешила Флора.
– При том, что она тоже понимает, как надо поступать! И не делай вид, что для тебя это новость – она это говорила и тебе, и Морицу, только Мориц…
Одиль глянула на Беллу, молчавшую и только переводившую взгляд с одного на другую, и по тому, как сжались её руки в плотные кулачки, поняла, что вся эта философия сейчас – и может быть, впервые – совершенно не интересует подругу. Она держалась изо всех сил, но сдерживала сейчас не гнев, а страх – сейчас, перед лицом ненависти, осознав, что в руках людей, настроенных так же, а то и похуже, может быть её брат.
Она глянула на собственного брата, всё ещё безмолвно сидевшего у порога, и Адриано кивнул.
– Нам нужно найти дона Фелипе как можно скорее, – сказала она тогда вслух.
– Ну и ищите, – проворчал Винсент. – Мы-то тут при чём? Мы его не крали.
Одиль и сморгнуть не успела, как Ксандер вдруг сгрёб Винсента в охапку и буквально швырнул его об стенку. Вес и рост были на стороне Винсента, но Ксандеру помогали внезапность, гнев и – тоже страх, поняла она: страх перед неизбежным и неисправимым.
– Ты знаешь, что будет, если мы его не найдем? – Ксандер кричал бы, если бы не сведенные яростью зубы. – Здесь завтра – сегодня уже! – будут все Альба, сколько их ни есть, и не они одни, и вот они устроят тут суд и расправу, и они не очень-то будут разбираться, кто при чём, а кто нет!
– Они успеют уйти! – прорычал в ответ Винсент, дёргаясь, чтобы освободиться, только выходило у него это плохо.
– Да ну? – недобро осклабился Ксандер. – А кого они оставят отвечать, ты думал?
Судя по лицу Винсента, на котором постепенно проступало осознание, ничего такого он не думал, но сейчас подумал, и результат размышлений ему не понравился. Его взгляд метнулся в сторону Флоры, а потом – в сторону внутренней двери, за которой, должно быть, мирно спала Лотта, а то и не она одна.
– Я правда не знаю, – сказал он, обмякнув слегка. – Мы же… так, подмочь где можно.
Хватка Ксандера не ослабла.
– Ты знаешь больше меня. И покажешь.
– Это не одно место, – вмешалась Флора. – Пусти его, принц.
– Нас много, – подала голос Белла, не глядя на неё. – Мы можем разделиться. Пусть место не одно, но не десять же?
– Не десять, – Винсент, которого Ксандер наконец отпустил, отступил от стены и взял со стула куртку. – Но два, а то и три. Хотя…
– Нас шестеро, – уточнила Белла.
– Но только два проводника, – сказал Адриано, поднимаясь и отряхиваясь.
Одиль потерла виски, прежде чем отлепиться от своего стула. Снаружи