Сент-Луис занял ведущую позицию среди городов в долине Миссисипи и стал центром всего североамериканского Запада. Но, не воспользовавшись шансом и не заложив индустриальной основы для своего дальнейшего развития, этот город спустя всего несколько лет вынужден был сдать эту позицию, уступив ее Чикаго. Экономика Сент-Луиса потерпела крах, как только «окно возможности» (window of opportunity) закрылось[949]. После прогулки по городскому центру Лондона, Парижа или Вены становится очевидным, что они никогда не были промышленными городами. Напротив, за ними стоит культура больших городов, которую удалось сохранить в борьбе с индустрией. Знаковые мегаполисы XIX века создавали свой неповторимый облик, главным образом сопротивляясь напору индустриализации, а не принимая ее последствия[950]. Наблюдаемое в XX веке образование городов-гигантов без индустриальной основы (Лагос, Бангкок, Мехико и другие) только подчеркивает слабость связи между урбанизацией и индустриализацией. Урбанизация представляет собой действительно глобальный процесс, тогда как индустриализация – лишь спорадический процесс «неравномерного» центрообразования.Лидирующие города
Только если вынести урбанизацию из хронологических рамок XIX века и освободить ее от слишком тесной связи с «эпохой модерна», можно определить место этого столетия в долгой истории городского развития[951]. Тем самым ставится под вопрос и монополия Европы на урбанизацию. Как город не есть европейское изобретение, так не является им и большой город. На протяжении преобладающей части документированного периода истории мира самые многонаселенные города находились в Азии и в Северной Африке. Вавилон предположительно уже около 1700 года до н. э. перешагнул отметку в 300 тысяч жителей. Город Рим времен Римской империи, имея больший объем населения, чем даже крупнейшие китайские города того времени, был единственным в своем роде, исключительным случаем. Он воплощал только себя самого, а не «Европу». Рим во II веке нашей эры достиг миллионной границы числа жителей, в то время как Пекин добрался до нее только в конце XVIII века, а Лондон – в первые годы XIX века[952]. Императорский Рим был уникальным городом в истории человеческих поселений. Он не стоял на вершине многоступенчатой пирамиды европейских городов, а словно парил над рассеянными по миру поселениями. Только столица Византии, которая также не имела четко выстроенной иерархии городов, достигла размеров города мировой величины в период своего расцвета, то есть незадолго до катастрофы Четвертого крестового похода в 1204 году.
В общем, имеющиеся данные о населении городов незападного мира вплоть до конца XIX века базируются на зыбкой почве, причем в еще большей степени, чем в случае приблизительной оценки числа жителей европейских и американских городов. Еще в 1899 году отец сравнительной городской статистики Адна Феррин Вебер лаконично заметил, что Османская империя полна городов, но только самые крупные из них «известны статистикам, да и то в недостаточной мере»[953]. Из этого следует, что приведенные ниже данные не следует воспринимать иначе, как обоснованные предположения. Чем больше город, тем выше была вероятность того, что у путешественников и иных комментаторов возникала потребность в оценке численности его жителей. Отсюда появляется по крайней мере общее представление о масштабах населения в крупнейших (в различных временных сечениях) городах мира.
На рубеже XIII–XIV веков из всех европейских городов только Париж входил в десятку крупнейших городов мира. Он занимал шестое место после Ханчжоу, Пекина, Каира, Кантона и Нанкина, а за Парижем следовали Фес, Камакура в Японии, Сучжоу и Сиань[954]. Из этой десятки шесть городов находились в Китае, первые точные известия о котором были доставлены в Европу в это время путешественником Марко Поло. На рубеже XVII–XVIII веков картина изменилась. Как следствие развития исламских империй в раннее Новое время, теперь на первом месте стоял Стамбул, Исфахан – на третьем, Дели – на седьмом, а Ахмадабад, расположенный также на территории индийской империи Моголов, – на восьмом месте. На четвертое место поднялся Лондон, лишь ненамного опередивший Париж, который занял пятое место. В списке ведущих мировых городов эти два города были единственными представителями Европы. Парижу никогда уже не удалось догнать Лондон. Пекин оставался вторым по величине городом мира. Заключительные позиции в ведущей десятке заняли города Японии, пережившие стремительное развитие в мирное время правления сёгунов Токугава: Эдо, Осака, Киото[955].
На рубеже XVIII–XIX веков общая картина соотношения сил среди многонаселенных городов мира изменилась лишь незначительно[956]:
1) Пекин – 1 100 000;
2) Лондон – 900 000;
3) Кантон – 800 000;
4) Стамбул – 570 000;
5) Париж – 547 000;
6) Ханчжоу – 500 000;
7) Эдо (Токио) – 492 000;
8) Неаполь – 430 000;
9) Сучжоу – 392 000;
10) Осака – 380 000.
Шесть городов из этого списка находятся в Азии, а если к ним отнести еще Стамбул, то семь. После Лондона, Парижа и Неаполя только на пятнадцатом месте в списке появляется следующий европейский город – Москва (238 тысяч жителей). За ней следовал Лиссабон, примерно такой же величины, на семнадцатом месте находилась Вена (231 тысяча жителей). В 1800 году среди двадцати пяти самых больших городов мира было только шесть городов христианского Запада (согласно оценкам Чендлера и Фокса, предпринятым на основе сопоставления данных из относительно надежных источников, хотя и вынужденно опирающимся не на единое статистическое определение «города»). Берлин насчитывал 172 тысячи жителей и был такой же величины, как индийские города Бомбей (Мумбаи) и Бенарес (Варанаси). Самым густонаселенным американским городом являлся Мехико (128 тысяч жителей), далее следовал Рио-де-Жанейро (100 тысяч) – центр Португальской Америки. Даже в начале XIX века Северная Америка отставала в сравнении с тогда еще колониальной Южной. Самым большим североамериканским городом оставалась Филадельфия (69 тысяч жителей), которая была первой столицей США. В скором времени конкуренцию ей составил Нью-Йорк. Благодаря непредвиденному иммиграционному и экономическому буму он уже в конце XVIII века стал главной атлантической гаванью в США, а в новом столетии оказался крупнейшим городом страны[957]. Австралия, где подобно Северной Америке вскоре произошел взрывной рост населения, на рубеже XVIII–XIX веков вообще не имела никакой городской истории. Все ее жители европейского происхождения без проблем могли бы уместиться в небольшой немецкой княжеской резиденции[958].
Из этих впечатляющих цифр складывается картина, демонстрирующая, что на рубеже XVIII–XIX веков доминирующими городскими культурами мира были Китай, Индия и Япония. Но представления о «городе» при этом существенно отличались от страны к стране. С привычной формой города, обнесенного каменной стеной, европейские путешественники встречались, пожалуй, в первую очередь в Китае, но и тут не повсюду. В путевых заметках европейцев мы то и дело читаем о том, какой бесформенный, «негородской» облик имели города Азии. Иногда казалось, что четкое