Бирме и в странах малайского мира. С расширением зоны возделывания риса после 1850 года пошел процесс «окрестьянивания» (peasantization) и вместе с ним началось увеличение относительной доли сельского населения. В период между 1815 и 1890 годами на острове Ява доля населения, проживавшего в населенных пунктах с более чем двумя тысячами жителей, упала с семи до трех процентов. Это было прямым следствием ориентации экономики на экспорт сельскохозяйственной продукции. К 1930‑м годам Юго-Восточная Азия стала одним из наименее урбанизированных макрорегионов мира. Только в Сиаме, который не был колонизован, сохранилось традиционно доминирующее значение крупного столичного города; эту роль, правда только с 1767 года, взял на себя Бангкок. В остальном же колониальные столицы обычно теряли ту центральность, которой обладали мегаполисы династического прошлого[971]. Единственно на Филиппинах, с их крайне децентрализованными политическими отношениями, города не были местом концентрации власти даже раньше, до наступления колониальной эпохи. Поэтому господство основанного в 1565 году испанцами города Манилы, который с самого начала вбирал в себя административные, военные, религиозные и экономические функции, было беспрецедентным случаем. Филиппины, таким образом, явились наиболее ранним и ярким примером относительной гипертрофии столиц, которая позже стала характерной для таких разных стран, как Сиам и Венгрия[972]. Нидерландское господство на Яве наступило лишь на несколько десятилетий позже, чем испанское на филиппинском острове Лусон; тем не менее Батавии никогда не удалось достигнуть полной гегемонии над городами-резиденциями местных властителей. При этом и в Батавии, и в Маниле экономические структуры зависели от активности китайского населения. На Филиппинах относительно слабые городские центры второго ряда впервые сформировались только в конце XIX века[973].
Таким образом, колониальное господство могло способствовать урбанизации, сдерживать ее или даже отбрасывать назад в зависимости от конкретных обстоятельств. Между 1800 и 1872 годами городское население Индии, предположительно, практически не увеличилось. Почти во всех больших городах доколониального периода число жителей уменьшилось, в частности в Агре, Дели, Варанаси, Патне и многих других. Британцы при покорении субконтинента между 1765 и 1818 годами были единственными в колониальной истории завоевателями, которым достались высокоразвитые городские системы. В оккупационных войнах многие города и связывающие города инфраструктуры были разрушены, в том числе и знаменитые магистральные дороги. Британцы ввели новые налоги и монополии, которые часто затрудняли торговлю для местного населения. Торговцы покидали города, переселяясь в деревни во избежание налогов. Разоружение локальных военных сил, сокращение таких отраслей городской индустрии, как производство оружия, а также сокращение административных аппаратов местных правителей способствовали дезурбанизации. В начале 1870‑х годов эта тенденция постепенно приостановилась. На рубеже XIX–XX веков степень урбанизации Индии была лишь несущественно выше, чем столетием раньше[974].
Дезурбанизация общества в целом на индивидуальном уровне влечет за собой сокращение размера отдельных городов[975]. Мы уже упоминали, что город Токио прошел через этот опыт. Другие азиатские города не смогли оправиться от разрушений предыдущих времен вплоть до конца XIX века. Исфахан, блестящая столица Сефевидов, насчитывавшая в 1700 году 600 тысяч жителей, после разорения афганскими завоевателями в 1722 году превратилась в бледную тень собственного прошлого. На рубеже 1800‑х здесь проживало лишь 50 тысяч человек, а в 1882 году число жителей достигло только 74 тысяч. После падения империи столица Моголов Агра только в 1950 году вновь достигла численности населения в 500 тысяч, впервые с 1600 года. Вернуть былую роль политического центра ей не удалось. Многие города Азии и Африки приходили в упадок, если государства, вместе с которыми они стали великими, были разрушены колонизаторами или если новые маршруты торговых путей обошли их стороной. В эпоху раннего Нового времени упадок среди европейских городов не был редкостью. Наряду с быстро растущими городами, такими как Лондон, Париж или Неаполь, существовали и города стагнирующие и уменьшающиеся в размерах. Многие немецкие города среднего порядка почти не выросли в период от Реформации до середины XIX века. К их числу относятся Нюрнберг, Регенсбург, Майнц, Любек и многие другие. Венеция, Антверпен, Севилья, Лейден или Тур имели в 1850 году меньше жителей, чем в 1600‑м. В 1913 году, насчитывая 600 тысяч жителей, Рим едва достиг половины общего числа населения, приживавшего там в Античности. Если исходить из того, что в Афинах времени Перикла проживало около 150 тысяч человек, то численность населения греческой столицы не достигла этой отметки вплоть до 1900 года. Почти для всей Европы изменение тенденции развития обозначилось около 1850 года, когда началась всеобщая урбанизация, охватившая весь европейский континент, вплоть до Португалии, замыкающей список стран. После этого ни один значительный крупный город Европы уже не нес потерь в численности своего населения. Городской упадок на некоторое время стал феноменом прошлого.
Сверхрост
Если рассматривать развитие отдельных городов, то прирост населения в математическом выражении выглядит особенно впечатляюще, когда его исчисление идет от нулевой отметки. Поэтому не удивительно, что в XIX веке нигде города не росли так быстро, как в Австралии и США. Мельбурн, столица колонии Виктория (и ее наследника, нынешнего штата на юго-востоке Австралии), в 1841 году был большим селом с населением в 3500 жителей. Затем появились золотые прииски и вообще началось стремительное экономическое развитие этого штата, так что уже в 1901 году число жителей перевалило через отметку 500 тысяч человек[976]. На границе веков в Австралии образовалась (сохранившаяся поныне) иерархия городов с раздутой верхушкой, которая состояла из нескольких больших городов, служивших административными столицами штатов, портовыми городами и экономическими центрами, и относительно слабой середины из ряда несильно развитых городов средней величины. Такая, типичная для «стран третьего мира», структура, однако, не помешала в случае Австралии общему динамичному развитию континента. Со статистической точки зрения, Австралия была в то время регионом мира с самым высоким уровнем урбанизации[977].
Колониальная Северная Америка была в свое время скорее сельским миром с небольшим числом малых городов без признаков анонимности, типичной для городской жизни. И всего несколько населенных пунктов – Бостон, Филадельфия, Нью-Йорк, Ньюпорт или Чарльстон (Вирджиния) – достигли размера современных им провинциальных английских городов. Серьезная подвижка в урбанизации США произошла лишь после 1830 года. Этот процесс продлился около ста лет, и только после 1930 года доля городского населения, проживавшего в больших городах с населением более 100 тысяч человек, перестала ощутимо увеличиваться[978]. Намного сильнее, чем в Европе, процесс урбанизации США зависел от новых транспортных путей – водных каналов и железных дорог. Такой город, как Денвер в штате Колорадо, не имеющий доступа к каким-либо водным путям, был обязан своим существованием исключительно железной дороге[979].